Игорь Чужин - Уйти, чтобы не вернуться

Грохот стоял страшный, и со стороны потешная битва стала походить на настоящую. Попы крестились, как перед концом света, а родовитые бояре тряслись от страха, как малые дети во время грозы. Неожиданно перед вражескими укреплениями вспыхнула полоса огня, но храбрые стрельцы с криками «ура!» забросали врага имитационными гранатами и бросились через огонь на врага в штыковую атаку.

Вскоре над захваченными вражескими позициями взвился красный флаг, после чего я доложил архиепископу Ионе об окончании учений и нашей полной победе.

Если судить по лицам зрителей, то устроенное нами шоу полностью удалось. Родовитые бояре, кажется, стали ниже ростом, а попы едва не шарахались от меня как черт от ладана. Точку в затянувшейся неловкой паузе поставил владыка. Иона обнял меня, как сына, и, троекратно расцеловав, заявил:

– Порадовал ты меня, боярин Томилин, есть теперь у веры православной надежная защита и опора! Поручаю тебе до весны стрелецкий полк набрать, обучить и вооружить! Отказа ни в чем тебе не будет!

– А сколько стрельцов в этом полку должно быть? – спросил я архиепископа.

– Набирай, боярин, для начала еще пять сотен. Я думаю, казна новгородская такое выдержит, а будущим летом решим, как дальше быть. Дорого обходится твой огненный бой, но я вижу, он того стоит!

– Будет исполнено, владыко! – по-военному козырнул я.

– Ну что теперь скажешь, Лука Федорович? – обратился Иона к степенному тысяцкому. – Ты главный противник огненного боя был и наветы на боярина Томилина едва не каждый день мне слал. Ответствуй, степенной тысяцкий, смогут твои дружинники в огонь без страха пойти, как стрельцы боярина Томилина, или нет? Чего молчишь, будто в рот воды набрал? Твое ополчение после первого же пищального выстрела за Волхов сбежало! Не быть тебе степенным тысяцким, буду просить народ православный на вече выкликать тысяцким Никифора Сторожевского, тысяцкого Славенского конца, а тебе на покой пора!

«Вот какие политические баталии, оказывается, развернулись во властных новгородских кругах, пока я занимался дружиной и строил свою усадьбу. Теперь нужно держать ухо востро, иначе можно в одно прекрасное утро и не проснуться», – подумал я, глядя на злую рожу Луки Федоровича.

После отповеди владыки степенной тысяцкий покинул мероприятие, а ко мне выстроилась настоящая очередь бояр, желающих выразить свое восхищение проведенными учениями. Политика дело грязное, и я прекрасно понимал, что бояре хвалят меня вынужденно, а на самом деле моя близость к владыке для многих как красная тряпка для быка. Если раньше я не встречал прямого сопротивления, так как большинство бояр просто не верили в успех затеи со стрелецкой сотней, то теперь начнется настоящее противодействие. По притворным маскам одобрения на лицах бояр было прекрасно понятно, что моя спокойная жизнь закончилась и теперь за меня возьмутся всерьез.

Примерно через полчаса стрелецкая сотня, с триумфом проведшая показательные учения, выстроилась на плацу перед владыкой, и он лично вручил мне боевое знамя с вышитым на нем ликом Андрея Первозванного, которое я как бы невзначай попросил архиепископа благословить.

Владыка мгновенно сориентировался в ситуации и, благословив знамя, толкнул настоящую речь по этому поводу. Правда, затем Иона укоризненно шепнул мне на ухо, что такое дело нужно было свершить у стен Софийского собора, а не на учениях, но было уже поздно. Чтобы оправдаться в своем промахе, я заверил архиепископа, что стрелецкий полк будет приведен к присяге в детинце по заранее согласованному с владыкой плану.

После торжественного прохождения стрелецкой сотни под боевым знаменем колонна сияющих от счастья бойцов отправилась в казарму на праздничный обед, а я стал прощаться с гостями. На этом раздача слонов и пряников завершилась, и владыка со свитой уехал в Новгород.

Праздничное настроение не покидало меня ровно три дня, но эйфория от успехов быстро проходит, а затем проза жизни снова ставит размечтавшегося индивидуума на место. Так произошло и на этот раз. Утром четвертого дня после показательных учений стрелецкая сотня походным маршем отправилась из загородного тренировочного лагеря на Томилино подворье. Стрельцы разместились в пахнущей свежей стружкой только что выстроенной казарме и занялись обустройством на новом месте.

Чтобы бойцы не маялись дурью от безделья и не растеряли наработанных за время учебы навыков, я сразу организовал караульную службу в усадьбе, а также круглосуточное патрулирование улиц и переулков Славенского конца. Хотя Томилино подворье занимало внушительную территорию, но свободного места для полноценных тренировок стрельцов катастрофически не хватало. Мне даже пришлось пойти на поклон к монастырской братии Павлова монастыря и озаботиться расчисткой стихийной свалки под монастырскими стенами, на месте которой бойцы соорудили спортивный городок. Спортгородок мы оборудовали примитивными тренажерами, турниками и брусьями, изготовленными по моим эскизам. Конечно, по меркам двадцать первого века самопальные тренажеры выглядели весьма убого, но для реалий Древней Руси у нас получился настоящий олимпийский стадион.