Михаил Бураков - В окопах времени (сборник)

Она, мое сокровище, подарков не принимающее, в бурге. Интересно, что делает? Впрочем, понятно, что. Или водой стены да крыши поливает, или к стрелам оперение мастерит. К прялке да веретену вернется нескоро. Даже если все пойдет хорошо.

То есть если победим. Проиграть – хуже некуда. Пенда обещал всех больших людей повесить. За обиду сестры. Вот те и собираются драться. А для верности и народ уверяют, что – не пощадят. Люди слушают. Верят. Что с Хвикке случилось, слышали уже. Из самых первых рук – иные рядом стоят, со щитами да копьями. Да, не своими руками мстит Пенда. Руками бриттов. А тех уговаривать не надо. Звери. Умные, хитрые, что притворяются: покорились. А повернешься спиной – прыгают на хребет.

Взять, например, лесных всадников. Годами сидели тихо. Ну, брали кое-чего у рабов, но и нам оставляли. Эрл даже хотел с вождем их договориться, на службу взять. Чтоб не грабили, а свое требовали, спокойно, без оглядки. В обмен на обычные дни службы. А живут пусть, как хотят. Хоть в бурге, а хоть и в лесу, раз больше на волков похожи, чем на людей. Не согласились. Воровать им милей, чем служить.

И все равно эрл отдал приказ их не трогать. Ловить конных по лесам – муторное занятие, проще крестьян потрясти, нет ли лишней захоронки. Бритты жадные, у них всегда лишняя есть. Так что не перемрут с голода.

Может, с того приказа и начались у меня опоздания. Как на хутор ни заедешь, все лесные прошлись впереди. Все, говорят, забрали. И не проверишь. Да и зачем? Те много не увезут, во вьюках-то. Какой год удался, сколько земля родит, саксы не хуже бриттов знают. Сколько оставить на посев и на пропитание оставить – тоже.

Нет, молчат, упрямые, не выдают зерно. Даже с ножом у горла. А самим искать…

– Ладно, – говорю, – тогда девок давайте. Завезу в порт, продам франкам. Как раз ярмарки! Так и недоимку покроем. Годится?

Как правило, не годится. Иные, взбесясь, на копья бросались с голыми руками. Иные выдавали зерно – с таких я малость лишку брал. Пусть малость пояса подтянут. Полезно для соображения. Может, через год и поймут, что нам нужна наша доля урожая, а заглядывали к ним лесные, не заглядывали – неважно.

Были случаи, когда – годится. Мол, лучше раба у франков, чем умершая от голода. Мало, но были… Первый раз я опешил даже.

– Ладно, говорю. Вижу – правда зерна нет. Живите вместе…

Тут они мне в ноги, бабы плачут, иные знаки свои христианские делают. Мол, защиту своего бога на меня призывают. Я сам чуть слезу не пустил, но сдержался и вместо того пустил коня рысью. Еще раза два такое случилось, и я попривык. Странный народ. Мужчины кривляются и руками машут, как бабы. А женщины… Как ива в бурю. Куда подует, туда и мечутся. И радость и горе показывают так ярко, что внутри ничего не остается. Остаются пустые оболочки. В Саксонии, говорят, такие встречались: по виду девка, а на деле – пустой кожаный мешок. Спереди не видно, сзади заметно. Вот мужчин таких не бывало. А у бриттов весь народ такой. Полый внутри.

Когда я это понял? А как стал по второму году дань собирать. Когда первый же хутор девок отдать согласился, еще удивлялся – мол, надо же, не повезло. На втором – задумался. Но недоимку простил. На третьем – понял, дурят меня. Добротой пользуются. Тут желчь во мне вскипела…

Я подлостей на дух не переношу. С детства. Может, после того, как отец объявил, что мать его отравить пыталась. Убил, семье и королю виру выплатил. И новую жену в дом приволок. Нет, я, как и все, верил. Плакал, но верил. Года три. Пока убийцы душа в душу жили. А как свариться начали, из-за пустого мачехиного брюха, так правда и выплыла. Мачеха сама призналась.

– Задумаешь меня прогнать, – кричала, – все расскажу. И тебя с щенком твоим в мечи возьмут!

Вира ведь вирой, но одно дело, когда муж в своем праве был, а за кровь платил, чтоб повода для мести не было. А другое – когда месть действительно нужна.

Я? Нет, не мстил. На отца руку не поднимешь, даже после такого. Разве что ту, кого три года матерью называть приходилось, живой оставил. А сам ушел. Как раз сюда. В Корнуолл. А отец с мачехой… Друг друга они накажут куда больней, чем острое железо.

С тех пор и кланяюсь Вотану, богу странников, ищущих славу и достаток собственным мечом.

А вот там, на хуторе, где доброту мою предали, я железом поработал. Нет, никакой пелены на глазах, я не одержимый. Несколько ударов сплеча. Аккуратных, чтоб меч на кости не погнулся. Заодно проверил, как это, со стремян рубить. Очень удобно. Хорошая штука, жаль, недавно появилась.