Михаил Бураков - В окопах времени (сборник)

По весне – новый сюрприз. Пенда не стал распускать ополчение на лето, пахать да сеять. Сказал, что дарит урожай своим верным подданным да такой, какой им в жизни со своей земли не снять. И не то диво, что в уплату даже братины, из которых с дружиной пьет, отдал. А то, что нашел продавца!

Теперь у Пенды войско, а Кенвалх Уэссекский свое распустил. А получил выбор: смерть от меча теперь же или от голода по зиме. Вот и распорядился у покоренных семенной запас до зернышка выгрести. Это, считай, треть урожая. Если еще подтянуть пояса да казну выгрести, скупая излишки зерна у франков и вестготов… То до следующего лета можно и дотянуть. Что корнцы перемрут – так нужны ли королю бунташные мужики? А на пустую землю саксов с континента пригласить. Эти хоть и своевольные, да свои.

Тогда граф Арранс, поминая всех бесов преисподней, выставил собственное знамя.

– Рано, – ворчал, – ну что мы сделаем сотней? Но, может, хоть ополчение соберем. Не верю я в мужиков… Ну да по трое за сакса отдать, и то неплохо. Может, кто на развод и останется.

Надежда была. Большая часть саксов Кенвалха сидела по крепостям, в мерсийской осаде, и помочь местным бургам ничем не могла. Впрочем, и местных – больше тысячи. Но если часть из них отвлекут мерсийцы.

Что надежда рухнула, граф понял сразу, как услышал, что Проснувшийся тоже поднял знамя. Проклятую черную букву. А Мелвас, как дурак, торчал на хуторе, назначенном для сбора ополчения. Чтобы не увидеть ни одного человека.

Зато теперь вот наблюдает, как мимо ползет бесконечная колонна. Кто знал, что в Корнуолле – или все-таки снова восточной Думнонии? – столько людей осталось! Идут и идут. Час, другой. Кажется, тут все, кто может поднять руку. Мужчины и женщины. Старики и подростки. Но и мужчин в соку довольно, и среди них нет-нет, да увидишь цвета кланов из соседних графств. А кое-кто и из той Думнонии, что под франками. Перебрался через реку, значит.

И оружия много. Не с палками идут. Больше всего топоров да кос и багров, посаженных на древки. Но есть и вырытые из ухоронок мечи да длинные буковые луки. И над всем – стяги. Грубые куски неотбеленной домотканины. Угольный рисунок, часто полустертый. Циркуль Неметоны.

Тогда сэр Мелвас впервые увидел Проснувшегося. Рыцарь летел мимо строя. Бросилось в глаза – в седле сидит как-то не по-человечески. Да и копье держит странно. Словно наклони он его да ударь тычком, с разгона, не вылетит из седла. Рад чему-то. Летит вдоль колонны, орет радостно. И люди ему откликаются. Весело. Словно и усталости не бывало. Ближе, ближе…

– Она жива! Слышите, она жива! Она снова победила!

Ответ – радостные клики. Люди рады за вождя – и за себя. Эта радость… знакома. Как можно было забыть? Так народ приветствует любимого владыку. И поднимается из глубин памяти то, что когда-то утопил с тремя грузилами. То, что, казалось, ушло вместе с днями свободы и чести. Главный принцип службы сюзерену. Старому графу. Настоящему властителю, а не лесному умнику. «Не следует рыцарю пережить своего господина». А если уж довелось, так нужно погибнуть над телом, мстя.

Да, у Мелваса и его двух десятков был приказ. Спасти наследника. Так ведь спасли! Вырастили. Приказ исполнен. Так может… Отойти на три шага, прыгнуть в седло. И попросту, без выкрутасов, положить голову за старинную верность. Какая разница, под чьим знаменем? Враг не переменился!

Старый рыцарь подошел к лошади.

– Сэр?

Молодые. Не понимают. А старых уж и не осталось. Все полегли за это проклятое лето. Так не пора ли и ему – к товарищам? Одно привычное движение, и рыцарь в седле. Шпоры осторожно прижимают бока скакуна – не коля и не раня. Просто давая понять, что пора перейти с шага на рысь.

Но как ни быстр старый рыцарь, молодые руки, вырывающие стрелу из открытого колчана и натягивающие тетиву, – быстрей. Другое дело, что выучки у них нет. Одна в молоко, вторая пришпилила ногу к седлу. До скакуна стрела не добралась – а потому новых выстрелов не последовало. Стрелы сквозь деревья не летают.

Вот зачем за спиной была молодежь! Впрочем, какая разница? Если обломить стрелу, она и видна не будет. А слезать с коня Мелвас теперь не собирается до самой битвы. Из которой выйти живым не рассчитывает.

Один из молодых ругается, поминая ад и преисподнюю. Не зря лорд Арранс предупреждал. Не удержался старик, предал. Что ж, со стрелой в бедре, верней всего, не заживется. Жаль, преследовать и добить нельзя: приказ. Рано раздавать долги! Проснувшийся пока не победил. Еще может случиться, что и нынешние, ослабевшие, саксы перетрут народного героя в кашицу, из какой только лепешки печь. И тогда вернется время графа Арранса, время медленной, продуманной, жестокой работы. Почти безнадежной – потому как и от народа останется лишь кашица. Что поделать, пришельцу из иных времен все равно. Не так, как саксу. Но разницы между корнцами или теми же диведцами для него нет. Падут одни, в битву пойдут другие. Это им с графом нужны собственные люди, которые, увы, не захотели больше терпеть. И выбор их придется уважить. Пока не решится исход битвы с саксами. Тогда победителю – кто бы он ни был – будет предложено поделиться плодами победы с законным владельцем этих мест.