Иван Апраксин - Гибель богов

– А вы подайте жалобу на высочайшее имя, – посоветовал я. – К следующему сну заготовьте бумагу и вручите ее. Пусть вас наградят каким-нибудь орденом Хроноса.

– Хроноса, – пробормотал епископ. – Хроноса… Да, так вот о непонятных словах. Мне было сказано, что я могу рассчитывать на депортацию. Что это такое? В вашей эпохе есть такое слово? Я понимаю, что оно латинское, но в реальном училище мы латынь не проходили…

Я оцепенел. Потом решился поверить услышанному. И лишь потом по-настоящему заволновался.

– Депортация? – как зачарованный повторил я за стариком. – Вам так и сказали? Что возможна депортация? Это вам прямо сам папа сообщил? Вы случайно не сами придумали?

– Ах ты, господи, – раскипятился Анастат и даже хлопнул себя ладонями по коленям. – Ну сколько можно вам объяснять… Как я могу сам придумать слово, которого не знаю?

– Депортация, – медленно произнес я, подчеркивая каждое слово. – Это означает, что вас заберут из этого времени и вернут на место. Откуда взяли – туда и вернут. Вот что значит это латинское слово.

– Да, папа мне так и сказал, – подтвердил епископ. Потом до него дошло, и на лице его, изборожденном морщинами, отразилась растерянность. Он встал и нетвердыми шагами прошелся по дворику. Затем остановился возле бассейна, кинул взгляд на золотых рыбок…

– Но как же, – растерянно сказал он и развел руками. – Позвольте, но как же так?

Он замолчал и снова сел на каменную скамью рядом со мной. Анастат выглядел подавленным и даже напуганным. Иногда на лицо его набегала смутная улыбка, но брови все равно оставались насупленными, отягощенными думой о неприятном.

– Разве так можно? – снова пробормотал старик. – Я не знаю, не ожидал…

– Вы что – не хотите вернуться в свое время? – поинтересовался я. – Все-таки конец девятнадцатого века – это очень даже неплохо. Это вам не десятый, который тут на дворе. Знаете, врачи-стоматологи, железные дороги, электричество, вилки для еды и еще куча всяких приятных мелочей…

Но Анастат к тому времени уже сумел взять себя в руки и внутренне собраться.

– Нет, – отрицательно покачал он головой. – Совсем не хочу, милейший. Мне семьдесят два года, я одинокий старик. Моя жизнь прошла здесь. Заметьте – против моей воли. Моего согласия никто не спрашивал. Здесь я выжил и стал епископом Херсонеса. Это хорошее место. Имею почет и уважение властей и граждан города. У меня дом, как видите, и я получаю хорошее содержание.

Он помолчал, потом продолжил:

– А кому я буду нужен там, в моем времени? Дряхлый, никуда не годный старик с дипломом университета. Куда я пойду? Меня никто не признает из родных, у меня не будет ни дома, ни денег. Жизнь прошла здесь, а теперь меня… Депортируют, ну да. По-другому это называется – вышвырнут подальше, чтоб под ногами не путался.

Анастат казался раздавленным и агрессивным.

– Лучше в десятом веке быть епископом, чем в девятнадцатом – нищим стариком, – закончил он яростно.

Я живо представил себе все то, что говорил Анастат, и понял, что старик совершенно прав в своих претензиях. Пусть здесь десятый век, но есть дом с внутренним двориком. А в нем – бассейн с золотыми рыбками. Перед домом – необычайной красоты кусты с яркими южными цветами. На кухне – кухарка, в комнатах – служанка. Если нужно идти служить в храм – два иподьякона готовы отнести хоть на руках.

Ну и наплевать, что тут нет паровозов и электричества. Зачем они будут нищему старику без гроша в кармане, у которого нет близких людей?

Мне захотелось утешить Анастата, и я сказал:

– Слушайте, а кто вам сказал, что вас депортируют обратно именно в вашем возрасте? Вполне возможно, что вас вернут обратно в том возрасте, какой у вас был в момент перемещения сюда. А что? Это было бы только справедливо. В каком виде взяли, в таком же виде и вернули. Согласно закону о правах потребителя…

Может быть, вас вернут в тот самый момент, когда вы потеряли сознание на берегу моря. Помните, вы мне рассказывали? Ну вот, а теперь вы проснетесь на том самом берегу и будете таким же молодым, каким были тогда. Разве не здорово? У вас получится прожить как бы две жизни. Одну вы прожили здесь, в Херсонесе десятого века, а вторая вам еще только предстоит.

Вы станете инженером, как собирались, и сделаете карьеру. У вас будет семья и дети, а на счету – кругленькая сумма. Все, как у людей.

Вероятно, мои слова прозвучали убедительно. Или всякий человек хочет услышать слова надежды и радостно верит им?