Алексей Махров - Спасибо деду за Победу! Это и моя война

Вечером податься особо некуда, на командировочные не пошикуешь, но мы нашли отдушину – стали посещать кафешку рядом с нашей гостиницей. Держал ее Максуд – хозяин, бармен, повар. Един в трех лицах, как господь бог.

В первый же вечер, услышав, как мы заказываем кофе, Максуд навострил уши и разразился длиннющей тирадой на каком-то смутно-понятном славянском языке. Из дальнейшего выяснилось, что он, добрая душа, решил, что перед ним – его соотечественники. Оказывается, матушка нашего достопочтенного хозяина – полячка, а русское произношение немецких слов напоминало ему акцент поляков. Ну, поляки так поляки, хотя я их не люблю. О чем тут же и сообщил Максуду. И, представьте себе, попал в точку! Максуд к соплеменникам своей матушки относился не то что плохо, а как бы это поточнее выразиться?.. В общем, он искренне полагал, что турки совершенно напрасно чего-то там не поделили с армянами, когда на свете существуют такие вот поляки! «Решать надо было сначала польский вопрос! – разливался соловьем Максуд. – А потом уже можно было и на армян отвлекаться!»

Специально для русских наш хозяин выволок откуда-то самовар, а на следующий день умудрился приготовить гречневый плов – гречку с мясом. А так как он не забыл подать к своему кулинарному шедевру национальную русскую приправу – водку, то мы совершенно искренне заявили, что всяким там шеф-поварам из каких-нибудь «Максимов» или «Пале-Роялей» до него – как до Китая по-пластунски!

Поэтому маленькая кофейня-забегаловка Максуда стала местом наших ежевечерних посиделок. Хозяин выделил нам персональный столик, дополнил нарды бильярдом (качества, конечно, невысокого, но на безрыбье – и лягушку в уху!), заваривал крепкий черный чай и даже научился печь блины! Мы же платили ему постоянством и щедрыми чаевыми…

Но все это только предыстория, а сама история произошла немного позднее, где-то через три или четыре недели после нашего приезда в Германию.

В тот день немцы отмечали какой-то свой праздник. Я понятия не имею, какой это был праздник, и, честно говоря, совершенно не страдаю от этого. Праздник – и все. Гораздо интереснее было то, как они его отмечали…

Оказалось, что у немцев есть странный обычай: праздник они отмечают не в одном заведении, а во многих. Предпочтительнее – во всех, что находятся в зоне досягаемости. Выглядит это следующим образом: нестройная толпа потомков тевтонских любителей подледного плавания с шумом и гамом заходит в кабак. Там они выпивают по кружке пива или по рюмке водки, после чего, пошумев еще немного, дружно двигаются в следующее заведение, где все повторяется.

Наверное, это имеет некоторый смысл: начав в приличных ресторанах и барах, немчура медленно перемещается в кабаки пошибом пониже. Туда, где не стыдно быть нажратым, аки свинья, где можно подраться, поприставать к женщинам соответствующего поведения и прочее.

Когда в кофейню Максуда ввалилась гомонящая немецкоговорящая толпа, мы, не ожидая беды, спокойно сидели за нашим персональным столиком в уголке и слушали очередные записи турецкой эстрады. Голоса были, кстати, очень ничего, но для русского уха здорово непривычны. Настолько, что нами была выведена следующая закономерность: если мы начинаем подпевать записям и при этом не сбиваемся с ритма – хватит пить, пора по домам! Но до этого момента было еще далеко, и потому мы, со спокойной душой, продолжали процесс употребления спиртного под хорошую закуску и приятный разговор.

Выпив по рюмке шнапса, немцы зыркнули на нас, но через пару минут покинули заведение. От скуки мы принялись обсуждать турецкого тенора, выводившего рулады особенно чувствительно, но тут в забегаловку вернулись немцы.

На этот раз они гомонили тише, а шли как-то… организованнее, что ли. Бодро дошагав до стойки, они громогласно заказали себе светлого пива, чем привели нашего очаровательного хозяина Максуда в состояние уныния. Бравый турок искренне считал, что на свете существуют только два сорта пива: паршивое и отрава.

Максуд подавал дойчам пиво с видом христианского мученика, приговоренного посетить обед голодного льва. Но немцам огорченная физиономия хозяина была по барабану, они незамедлительно опустошили кружки и, сбившись в некое подобие военного строя, гордо вышли на улицу. Оттуда немедленно донеслись какие-то немелодичные вопли, имеющие, однако, некий общий ритм, из чего мы заключили, что «этот стон у них песней зовется». Посмеявшись над поддатыми германцами, мы вернулись к обсуждению достоинств и недостатков звезды турецкой эстрады, выводившего в этот момент какую-то уж очень заковыристую руладу.