Вероника Мелан - Дрейк

Я хлопнула себя по лбу – куда подевалась моя осмотрительность? Ведь язык Нордейла не трансформировался в русский при переносе предметов. По-хорошему крем нужно было переложить во что-то другое, но я, конечно, торопилась и не подумала.

– Говорят, что это новое лекарство, только привезли откуда-то. Мазать надо утром и вечером, не забудешь?

– Нет-нет, деточка. Буду делать, как говоришь.

Через пару минут мазь была водружена на почетное место на блюдце за стеклянной дверцей шкафчика, а еще через тридцать минут по кухне поплыл изумительный запах жарящихся пончиков.

– Дин, а ты чего так схуднула-то? Кожа да кости, – причитала бабушка; гребешок укоризненно качался из стороны в сторону вместе с седой головой. – Сейчас нажарю, вот радости-то, вместе поедим….

Сунув руки под горячую воду в ванной, я долго смотрела на собственное отражение в зеркале. Лицо действительно немного изменилось, но до костей и кожи было еще как минимум лет пятьдесят. Вот ведь бабуля, да еще и с пончиками.

Дрейк же меня за них в землю зароет, а Кристина еще и плюнет сверху на могилу безвольной обжоры. И будет права.

Но как отказать бабушке, которая видит меня раз в две недели?

И как пахнет…. Как пахнет!

Если бы зеркало в ванной могло видеть истинную суть вещей, то непременно отразило бы следующее: лицо Дрейка, с застывшей в глазах угрозой на одном плече, гору дымящихся, покрытых сахарной пудрой, пончиков на другом, а посередине рот, из которого через секунду потоком Ниагарского водопада хлынет слюна.

«Встряла ты, Динка….»

Ветер гонял по тротуару сухие листья. В сумерках они казались бурыми и одноцветными, пытающимися отдохнуть от постоянного движения, прибившись к бордюрам. Очередной порыв – очередная порция лиственных солдатиков устало промаршировала от одного края дороги к другому.

Синеватым казался и капот машины, отражал последние светлые всполохи на небе, оставшиеся после ушедшего за горизонт солнца.

Дрейк подошел к припаркованному снаружи здания автомобилю.

У соседнего, схожего по виду, зажав между зубами сигарету, стоял человек в серебристой униформе. Светлые волосы его растрепались, глаза, не обращая внимания на подошедшего, смотрели куда-то вдаль.

Еще издалека Дрейк почувствовал нестабильное состояние обычно спокойного и уравновешенного коллеги. Воздух вокруг того был плотным, напряженным и колебался волнами. Начальник опустил в карман приготовленные, было, ключи, подошел и встал рядом с другом, опершись спиной на прохладный бок машины.

– В чем дело, Джон?

Сигарета перекочевала изо рта в пальцы. Выплыл из ноздрей и понесся по улице белесый в подступающей темноте сигаретный дым.

– Я отпустил ее…. Дал ей уйти. Я должен был.

Сиблинг продолжал смотреть прямо перед собой. Оттенок горечи пропитал его слова, утяжелил их, превращая в капли ртути.

Дрейк знал, о ком шла речь.

Не так давно в Клэндон-сити произошел инцидент, взрыв, в котором пострадала некая Белинда Штайн – телохранитель одной из самых зажиточных горожанок столицы. Милли Хопкинс погибла на месте, Белинда получив смертельные ранения, осталась жива благодаря своевременному вмешательству Комиссии. И именно Джон Сиблинг стал ответственным за процесс выздоровления едва не почившей от осколочных ран девушки-воина.

Красивой, между прочим, девушки.

Вот только кто бы знал, что Джон позволит себе переступить через невидимую грань….

Нет, само по себе это не являлось запретным или опасным, но представители Комиссии всячески избегали подобных ситуаций, неизменно заканчивающихся разбитыми сердцами. Причем сердца мужчин в этом случае страдали редко, а вот женщин….

И тем не менее Джон стоял теперь у машины, не имея сил отпустить ситуацию. Значит, дело серьезное.

– Я не смог объяснить ей, Дрейк, что мы другие. Что физический контакт невозможен…. Что мы, – он недобро усмехнулся, затянулся окурком и выпустил в вечерний воздух очередную порцию дыма, – ходячие куски энергетических полей с заряженным потенциалом. Как объяснить, что от одного прикосновения ее нервная система бы впала в шок?

Он задумчиво посмотрел на стоящего рядом начальника и добавил:

– И это ладно еще я. А как такое Бернарде собираешься объяснять ты, Дрейк? Ты, чье тело – мощнейший излучатель, преобразовывающий пространство. Как ты будешь говорить ей обо всем этом, когда придет время?

– Ты заглядываешь далеко вперед, Сиблинг. Возможно, объяснения не понадобятся вовсе.