Андрей Посняков - Атаман

– Этих тож развяжите, – приказал атаман.

– Да-да. – Михайло Острожец покивал, обводя задумчивым взглядом всех. Глухо, с явным сарказмом, хмыкнул: – Да уж, и впрямь – места здесь неспокойные.

Потом неожиданно улыбнулся, икоса взглянув на Чугреева:

– Двоих здесь оставь – пусть караулят.

– Ась?

– Ну, раз уж я вас нанимаю…

– Понял! – Враз оценив ситуацию, Антип повернулся к ватажникам. – Федька, Онисим… тут нынче сторожьте! Потом смену пришлю – до утра-то всего ничего осталось.

– Эй, вои, – презрительно щурясь, промолвил стоявший у стены старшой – бывший старшой, Ондрей. – Саблюку мою не потеряли?

– Не потеряли… Ее вон тот дядька забрал.

– Отдай, а! – старшой посмотрел на Микешу Сучка.

– Да-да, верни, – негромко приказал атаман. – Нам чужого не надо.

Сучок молча протянул саблю владельцу.

Кто-то вдруг всхрапнул, словно застоявшаяся без дела лошадь.

– Это еще кто? – удивленно моргнул Егор.

Все обернулись, ошарашенно глядя на безмятежно храпевшего у дальней стены парня с копной нечесаных светлых волос.

– Эй, эй, проснись, а! – Усевшись на корточки, Ондрей похлопал спящего по щекам. – Вставай, говорю, чудо!

– Ась? – Парень наконец-то проснулся, очумело глядя вокруг карими, широко распахнутыми после сна глазами. – Что, мне уже на сторожу пора? Моя очередь?

– Твоя, твоя, детинушко, – не сдержав улыбки, купец кивнул на Онисима Морду и Федьку. – Вона, с ними теперь сторожить будешь.

– Ага. Ой, а где рогатина-то? Кажись, здеся-от, в уголку, поставил.

Тут уж заржали-захохотали все, а бывший старшой Ондрей, отсмеявшись, сказал:

– Ну и горазд же ты спать, Кольша!

Слаженно вспенив воду веслами, из-за излучины вырвалось на простор широкой Итиль-реки изящное быстроходное судно – узкое, с хищными обводами и искусно вырезанной головой медведя на форштевне. Что-то скомандовал кормчий – восемь пар весел разом поднялись… опустились… вновь поднялись.

Попробовав послюнявленным пальцем ветер, кормчий махнул рукой:

– Мачту – ставь!

Четверо средних гребцов встали. Взметнулся к небу серый квадратный парус. Судно сразу рванулось вперед, полетело, взрезая волну острым килем.

– Теперь ни за что они нас не догонят! – потирая руки, довольно засмеялся сидевший у рулевого весла, рядом с кормчим, Антип. – Верно, Микеша?

Старый ватажник, разорившийся своеземец Микеша Сучок, был нынче за кормчего на первой ладье – ушкуе; второй, точно такой же восьмивесельный ушкуй, едва только выворачивал, выплывал к середине реки, весла его были аккуратно уложены вдоль бортов, судно шло под косым парусом – вот взяло круто к ветру, повернуло – хлопнула крепкая шерстяная ткань. Отразилось солнце в бронях сидевших в ладье воинов – кольчуги со стальными вставками, кованные из плоских колец байданы, бахтерцы из продолговатых, налезающих друг на друга пластин, скрепленных кольцами, небольшие круглые шиты – тарчи – с большими округлыми умбонами, обитые по краям коваными железными полосами. А кроме того – сабли, шестоперы, секиры, метательные копья-сулицы, самострелы с луками, а на носу – блестел начищенной бронзой небольшой «тюфячок» – пушка. Больше, конечно, для острастки, но все ж, если умеючи прицелиться, мало врагу не покажется! Чужой корабль разнесет в клочья! Ну, по крайней мере, корму или нос, а уж мачту-то снесет – попасть бы только!

С важностью, как и полагается первому помощнику атамана, расположившийся на носу ушкуя Егор нежно, как женщину, погладил пушечку, улыбнулся – прогресс, он и в Африке прогресс, тем более – здесь, на Итиль-реке – Волге.

Улыбнулся, обернулся, помахал кормчему:

– Давай, Кольша, поворачивай!

Кормчий – юный, лет шестнадцати-восемнадцати парень с копной светлых, как лен, волос, тот самый любитель поспать (его так и прозвали – Кольша Дрема или Кольша Дремов), ловко повернув весло, ткнул пальцем в бок зазевавшегося Федьку:

– Шкот тяни, чудо морское!

– Кто чудо морское? Я?!

– Тяни – сейчас мачту потеряем!

Эх, поздно сказал! Ветра порыв налетел с утесов, поднял волну, хватанул-закрутил парус… Схватился уж и сам Кольша за шкот – да поздно. С противным треском мачта переломилась и вместе с парусом тяжело повалилась в воду.

У, как загомонили на первой ладье, заулюлюкали! Как засмеялись, загоготали обидно.

– Ах-ха-ха! У-лю-лю! Эй, Егор, ты сам-то купаться собрался?

– Кольша, а ты, поди, понырять задумал?