Константин Калбазов - Лютый зверь

С таким не уговоришься. Во всяком случае, на тех условиях, что есть у Виктора. Впрочем, в его планы вовсе не входило иметь дело с бывалыми разбойничками, этих под себя не прогнешь. Эвон сопровождающий – с ногой на горле, а все равно гоношился. Нет, этих нужно выводить из игры, сразу и жестко. Именно об этом намерении говорил Виктор помощнику, когда они собирались в путь, снарядившись, как для боя.

Скажете, а для чего тогда ему нужны оставшиеся? Которые едва ли понимают, с какой стороны браться за оружие и представляют собой простое мясо, призванное только создавать массовку и которыми при случае не жалко пожертвовать? А просто все. Эти люди уж замазаны перед законом, и обратного пути у них нет, а что касается боевых навыков, так это дело наживное. Опять же, есть кого отсеять, потому как он рассчитывает создать ватагу человек в десять, не больше. Как отсеять? Так просто все, нешто тяжело понять.

Ага, а вот и первый ватажник, которого они увидели в лагере. Выскочил из малой избы и порысил по снегу. Ветер разом заметает следы, хоть и лес вокруг. Глянешь – словно и не хаживали тут. Путь его недолгий, всего-то пара десятков шагов, до большой избы, но Виктор успел его рассмотреть. Тулупчик так себе, изрядно подранный, весь в заплатах, есть пара незашитых мест, там овчина свисает лоскутками. Из ленивых мужичок, не иначе. Ведь в дыры как пить дать задувает, но вспоминается об этом только на ветру, а как оказался в тепле, так лучше бока поотлеживать, чем починкой заниматься. Этот никак не может принадлежать к избранным, скорее шестерка, прозябающая на побегушках.

– Человечек твой пусть в общую избу идет, а нам к атаману, – лениво бросил сопровождающий.

– Ничего. Тут не холодно, обождет на крыльце.

– Ты много-то о себе не думай, чай, не на своем подворье.

– Странный ты. Вот скажи, почему я сюда пришел только с одним человеком? Нешто чтобы всю ватагу вашу тут положить? Вижу, что и самому смешно. Вам меня резать тоже не резон, не так много желающих найдется с вами дело иметь.

– А коли так, то зачем человека морозить? – резонно спросил тать.

– А просто все. Натура у прихлебателей такова, что они себя наглее стоящих людей ведут и всячески стараются самим себе, ну и остальным, значимость свою показать. Заденет кто Горазда, тот отмалчиваться не станет, кровь пустит. Мы разве для того сюда прибыли? А там, где разговор с атаманом будет, ему вроде и делать нечего. Так что постоит на крылечке, чай, ничего себе не поморозит.

– Ха! Умен ты, трактирщик. Тебя бы к нам атаманом. Ха-ха-ха! Ладно, пошли.

Изба не особо большая, но для шестерых – в самый раз. При входе – тамбурок, славены к сохранению тепла серьезно подходят; за ним – большая комната, в которой возле стен имеются полати; напротив двери – печь, самая настоящая, чисто беленная, совмещенная со стеной, что делит избу на две части; дальше – вход, завешенный шкурой, в том помещении, скорее всего, атаман обретается. Посредине – просторный стол с лавками во всю длину, за ним сидят пятеро, все как один матерые и битые жизнью.

– С прибытием, атаман.

– С возращением, Струк.

– Гляжу, удачно сходил.

Раздалось сразу несколько голосов. Атаман, значит. Что же, чего-то подобного Виктор и ожидал. Струк смотрит на него с затаенным чувством превосходства, мол, как я тебя, трактирщик, что теперь скажешь? Дескать, милостью моей живешь, а то ведь можно и припомнить былое-то.

Вот только ни страха, ни растерянности разбойники не наблюдают. Прибывший ведет себя спокойно и уверенно, вот только от этого спокойствия страшно отчего-то становится. Непрост гость, ох непрост. Да и могло ли быть иначе? Ведь знают, кого принесло к ним. Мало того что Секача с ватагой положил, так еще и гульдам наддал так, что те по сей день поход в Брячиславию недобрым словом поминают.

– По здорову ли поживаете, люд честной?

– По здорову, добрый человек. – А вот этот – самый опасный после атамана. Сразу видно, второй человек в ватаге. И к общему гомону по поводу возвращения атамана не присоединился, и первым на приветствие гостя ответил, выдержанно так ответил, оценивающе глядя на него.

– Ставр, там на крыльце человек добрый, пошел бы поговорил с ним, чтобы от скуки гость не маялся. – Что ж, и это ожидаемо.

– Понял, атаман! – тут же подхватился мужичок плотного телосложения, эдакий квадрат.

Справится ли Горазд? Должен, иного выхода нет. Как говорил Юлий Цезарь: «Жребий брошен». Все равно назад ничего уже не отработаешь, поговорить у них точно не выйдет.