Александр Прозоров - Воевода

Ватажники управились с этими врагами – а в пролом забора уже лезли свежие силы противника, тут же смыкаясь для атаки и выставляя рогатины. Похоже, только что спустились с седел и еще не успели поучаствовать в мясорубке…

– Федька, коли! – заорал Егор, напирая щитом на острия копий.

Паренек послушался, не раздумывая, ударив в лица врагов. Московские бородачи вскинули щиты, атаман – свою «капельку» вместе с упертыми в нее остриями, поднырнул под длинные ратовища и, пока враги сами себе закрыли обзор щитами, успел уколоть снизу под кольчужные подолы сразу троих. Дружинники начали падать. Остальные – так и не поняв, что случилось, – попятились.

– Атаман, дружина! – закричал Тимофей, указывая в сторону города.

– Свисти!!! – заорал Егор, пытаясь выжить под бойкими ударами сразу четырех копий. Он крутился, как уж, пятился, закрывался щитом и отводил наконечники саблей. На то, чтобы кольнуть самому, не было никакой передышки.

– Федька, лестницу к окну! – рявкнул Тимофей, заливисто просвистел еще раз, подобрал с земли чей-то щит, метнул в наседающих на Егора врагов, заставив их на миг отпрянуть, и заорал: – Атаман, бежим! Дружина!

Вожникова дважды уговаривать не пришлось. Отскочив на безопасное расстояние от наконечников рогатин, он кинулся к окну, перед которым, накрывшись грязным трофейным щитом, сидел Федька – с разбегу запрыгнул на него, толкнулся, рыбкой нырнул в окно, вскочил на ноги. Следом заскочил Тимофей, дернул за собой копье, ударил им в несущихся по пятам дружинников, заставив отпрянуть назад. Егор высунулся из окна, подал пареньку руку, задернул его наверх, прикрыл щитом от укола в спину. Ватажник попытался отомстить за этот подлый удар своим, куда более сильным – но москвич вовремя отскочил в сторону.

Мужчины замерли, тяжело дыша и глядя друг на друга через вырубленный в бревнах проем. Лезть наверх в узкое окно под копья и сабли ратникам не улыбалось. Они переглянулись, один скомандовал:

– Обходим, к двери! – и большая часть воинов помчалась за ним.

– Угловое окно! – метнулся в глубь комнаты Егор.

– Уйдут! – Оставшиеся внизу дружинники побежали вдоль дома, смотря на прорубленные в стене свежие проемы без рам, но никакого движения в них не заметили.

Вскоре оттуда выглянули их товарищи:

– Ну, где?

– А че, внутри нет? На угол бежали! Но выскочить вроде не успели…

– Вот проклятие, ушли! – сплюнули воины в доме. – Тут только тряпье и пиво.

– Бегут они! Драпают новгородцы! Испужались!

Яндыза в эти самые мгновения придавило к телеге с такой силой, что она стала поддаваться, боком поползла по улочке, как вдруг раздался крик:

– Дружина! Дружина московская! Васька дружину ведет! – И напор тут же ослаб.

Воспользовавшись удачным моментом, царевич вытянул клинок вверх, над щитами, сверху вниз уколол в шею прижатого к нему смуглого узкоглазого и безбородого разбойника, потом попытался достать новгородца, стоящего дальше, но дотянулся только до плеча и самым кончиком сабли. Ковырнул кольцо кольчуги, и все. Враг попытался ответить мечом, но тоже не достал, резко отпрянул, поймал щитом брошенную сулицу, отбежал, перехватил меч зубами, поднял сулицу, метнул в Яндыза. Татарин закрылся, а когда опустил содрогнувшийся щит – новгородцы бежали уже все, перепрыгивая через погибших и раненых, переваливаясь через телеги или подныривая под них…

Какой же все-таки беспорядок у этих разбойников в лагере! Возки, сани, стволы деревьев повсюду. В Орде за такое воеводу запороли бы насмерть и на родовитость не посмотрели!

– Х-ха! – Новгородцы, остановившись, дружно навалились на телегу, опрокидывая набок вместе с грузом, тут же перевернули соседнюю, совершенно загородив улицу, и драпанули дальше. Под ноги покатились какие-то чурбачки, миски, недоделанные корыта и деревянные колобки.

Дружинники, перескакивая через все это, вцепились в возки, оттащили, увернулись от брошенных копий, подобрали, метнули сами, удачно проткнув одного из разбойников.

– Вперед, вперед! – Яндыз бежал первым. – Не дайте им удрать! Я хочу развесить татей на городской стене!

Однако новгородцы уже запрыгивали в седла брошенных во дворах и вдоль улицы лошадей, истошными воплями посылали их в галоп, пытаясь уйти от меча возмездия. Дружинники тоже стали расхватывать скакунов, бросаясь в погоню.

– Коня мне!!! – крикнул царевич. – Да чтобы вас болотные ифриты сожрали, дайте мне коня!

Но в азарте погони никто не обращал на воеводу внимания. Чингисиду пришлось самому ловить отвязавшуюся от плетня пегую кобылу и подниматься в седло.