Александр Прозоров - Воевода

– Не было ничего! Я тебе клянусь, не было! Вот те крест, пальцем не прикоснулся! – пятясь, как можно убедительнее утверждал Егор. Но никакие слова на Елену Михайловну не действовали.

И откуда она только узнала?!

Вылетев в коридор, князь пробежал несколько шагов, заскочил в первую попавшуюся комнату и захлопнул за собой толстую тесовую дверь, прижав ее ногой.

– Ах ты, кобель блудливый… – От сильного удара клинок ножа, расщепив край одной из досок, чуть не на всю длину высунулся с внутренней стороны. Хороший клинок. Кривобоковский, наверное. – Я тут, себя не жалеючи, ради него по тысяцким и посадникам бегаю! Попам в ножки кланяюсь! С купцами, как с ровней, говорю! А он в это время с чужими бабами милуется! Кроличья душонка!

Нож прошел сквозь щели раз, другой, а потом высунулся только наполовину и больше не выдергивался. По пыхтению снаружи Егор понял, что клинок просто застрял, быстро распахнул дверь и сграбастал жену в объятия, крепко-крепко прижав к себе.

– Не было у меня никого и никогда не будет! Тебя одну люблю и никого более! Родная моя, единственная, как же ты можешь в глупости подобные поверить?!

Княгиня Заозерская, изловчившись, попыталась укусить его за шею, но косоворотка спасла – ткань соскользнула по коже, и женщина лишь бесполезно клацнула зубами. Вожников, исправляя оплошность, сильнее нажал ей на затылок, чтобы подбородок оказался над плечом и, не переставая обнимать, повторил:

– Богом клянусь, не было у меня никого! Как ты можешь верить в подобный бред? Мне не доверяешь – самой этой скандинавке напиши. Она жена бургомистра в Або. Я за ее честь словом своим поручился, чтобы муж выкуп поболее собрал. Посему при себе и держал, нипочему более.

– А запирался с ней зачем?

– Не запирался я, кто тебе наплел такую глупость?

– А почему с голой?

– Потому что порвали на ней ватажники одежду, нечего напялить было. Я на нее и не смотрел даже. Ты ведь краше любой девицы в мире, на кого ни посмотри! Мне другие и не нужны вовсе. Ты моя единственная. Тебя одну люблю и никогда не изменяю.

– Она красивая, свейка эта?

– Да страшная, откуда там красотки? Тощая, пучеглазая, челюсть лошадиная и вымя, как у коровы.

– Ты мне не врешь? – всхлипнув, уточнила Елена.

– Вот те крест! – истово ответил Егор.

– А отчего другим караулить не приказал, самому зачем делать сие было? – постепенно успокаиваясь, пошла на второй круг жена.

– Заняты все были, добро собирали. – Фразу про лису, поставленную сторожить курятник, Вожников оставил при себе.

– Значит, не было ничего?

– Не было… – Он рискнул ослабить объятия, с опаской ожидая продолжения. Ведь за столом неглиже шведка ему таки и вправду прислуживала. Егор начал догадываться, откуда произошла утечка информации. Ибо, кроме Федьки, этого первосортного скандинавского сервиса не видел никто.

– Ты тогда взаправду перекрестись, а не на словах! – потребовала жена.

Князь, отойдя на шаг, осенил себя размашистым и неторопливым знамением.

– Ладно, охальник. – Елена вытянула из рукава платок, промокнула глаза. – Любоваться ему, стало быть, нравится, пока прислуживают…

– За подступами к городу следил. Не до глупостей там было.

– Пойду умоюсь, – решила княгиня. – Ты отвернись. Не смотри.

Вожников развернулся и отправился доедать ужин, подавив вздох облегчения: пронесло!

Вече собралось, как и было оговорено, первого августа. Когда на площади между торговыми рядами и Волховом стало совсем тесно, архиепископ Симеон, положив руку Егору на плечо, самолично вывел его вперед, к краю помоста:

– Вот, люд новгородский! Как и обещал, привел я к тебе атамана Егора Заозерского, князя из рода Ярославичей! Теперь тебе слово, Господин Великий Новгород! Чего от него желаешь?

– В воеводы атамана! – несмело крикнул кто-то из толпы, и тотчас этот призыв подхватили сотни глоток, разбросанных по разным концам площади: – Любо атаману Заозерскому! Любо! В воеводы князя! Любо! Веди нас на свеев, атаман!!!

Дав вечу откричаться, пастырь поднял руку и в быстро наступившей тишине обратился к Егору:

– Что скажешь, княже? Примешь ли честь великую из рук люда новгородского али не по плечу тебе ноша сия?

– За честь великую спасибо, Господин Великий Новгород! – скинув шапку, низко поклонился вечу атаман. – Но коли уж меч свой могучий вручить мне желаете, то на пользу новгородскую обнажить его желаю, а не на баловство пустое! Племена шведов, нурманов, данников, пусть за тони и проливы с нами и спорят, пусть на порубежье с нами и ссорятся, однако же по дикости и слабости своей вреда особого причинить не способны! Не там обитает враг наш дальний и опасный, не они урон главный чинят вольнице новгородской. Тот, кто опасен нам всех прочих более, в иных землях, в иной берлоге засел. Тот, кто братьев наших, людей торговых, по прихоти своей без причин хватает и на площади прилюдно четвертует! Тот, кто Торжок у нас забрал, а сторонников наших, ровно татей, вдоль дороги развесил. Тот, кто Вологду и Бежецк наши исконные на копье забирает, веры истинной не чтит, с татарами безбожными дружбу водит!..