Олег Измеров - Дети Империи

– Слушаюсь.

В кабинете повисла тишина ожидания.

– Вы можете сесть, – обратился Дитрих к Виктору.

– Спасибо за приглашение. Но сесть я всегда успею.

До Дитриха дошло, хоть и с некоторым опозданием.

– О чем он говорит? – тихо спросил Гиммлер.

– Игра слов. Он подбадривает себя шутками.

– Хорошо. Пусть.

Ожидание длилось еще где-то минут двадцать. Виктор убивал время, разглядывая уникальное убранство кабинета, – кто знает, когда еще удастся такое посмотреть. И еще он думал, что если рейхсфюрер так постарел, то как же сейчас Гитлер выглядит.

…Он узнал фюрера только по челке и усикам.

В кабинет какой-то пошатывающейся, но быстрой походкой вошел невысокий человек – если точнее, человек с несколько коротковатыми ногами, одетый в совершенно гражданский светло-серый костюм в полоску, но без галстука и в рубашке с распахнутым воротом. Лицо у него было не по сезону загорелым, почему-то без привычных по фотографиям и кинохронике морщин и теней под глазами. Усы и прическа были черными, без единого седого волоса; прическа была аккуратно уложена и блестела, как будто на нее не пожалели дамского фиксирующего геля. Было такое впечатление, словно это какой-то современный гламурный поп-артист, на скорую руку загримированный под Гитлера.

И тут Виктор понял, что фюрер просто сделал подтяжку лица и красит волосы, как будто он действительно стареющая звезда шоу-бизнеса.

Он вдруг почувствовал какую-то странную жалость к этому человеку. Проходя по коридорам замка, он ожидал, что будет испытывать ненависть к этому виновнику запредельных бедствий человечества в его реальности и будущему виновнику гибели человечества в этой. Но ненавидеть получилось в сущности нечего. Великий вождь оказался, по сути дела, лишь крышей для алчущей добычи нацистской Европы, которой нужен был кто-то, кто возьмет на себя ответственность за все, что она сотворит. И теперь эта крыша была озабочена потерей сценического имиджа.

Гиммлер и Альтеншлоссер привычно вскинули руки в партийном приветствии, фюрер сделал обычную отмашку. Виктор скроил дежурную улыбку и дружественным тоном произнес «Гутен морген!». По лицу фюрера слегка скользнула тень недоумения. Он не ответил – очевидно, ожидал другой реакции, как если бы звезда эстрады, появившись перед зрителями, вместо аплодисментов или свиста услышала бы равнодушное «здрасте».

Подойдя вплотную, Гитлер бросил на Виктора взгляд.

Виктору доводилось читать о гипнотизирующих глазах фюрера, о том, как он своим взглядом чуть не сбивал человека с ног. Но то ли с возрастом эта способность несколько ослабла, то ли Виктора смутила неожиданная и показавшаяся ему неестественно-фотошопной гламурность вождя, но ничего особенного он во взгляде Гитлера не заметил и с некоторым удивлением почувствовал, что рассматривает эти светло-голубые, с каким-то спецэффектным кошачьим блеском глаза весьма равнодушно. Взгляд показался ему каким-то пристальным, но неживым, словно бы его тоже подфотошопили и при этом с чем-то перебрали. То ли блеска много, то ли блики не там.

Взгляд Виктора тоже не смутил Гитлера. Тот уже вновь владел собой, видимо решив, что пришельцы из будущего и должны реагировать не как все.

Фюрер повернулся к Гиммлеру. По-видимому, он действительно был в хорошем настроении.

– Так, это тоже неплохой русский. Мне сказали, что ему пятьдесят, но я бы дал меньше. Белорусы или казахи живут очень здоровой жизнью и биологически еще долго будут превосходить немцев. Жаль, что вы, Генрих, устраиваете мне такие встречи слишком редко. Кстати, за завтраком в столовой новый официант опять поднес мне тарелку раньше других. Я тут же переставил ее Шреку…

«Кому-кому?»

– Шрек больше не водит мою машину, но по старой памяти я часто приглашаю его отобедать. Спросите у нашего гостя, понравилось ли ему в рейхе?

– Спасибо, – ответил Виктор, – мне устроили хороший прием, и я даже за недолгое время видел много интересных вещей. Например, двухэтажный поезд, у нас такого нет.

– Видите, Генрих? А кто-то убеждал меня, что такие поезда не имеют смысла. Они считают сиюминутную прибыль и не способны смотреть в будущее! Они не способны менять будущее! Вы можете представить себе, – обратился он уже к Виктору, – что такое менять будущее? Возьмем пример: в вашем будущем Сталин пережил меня, хоть и ненадолго. А в этом Сталин умер, а я жив. Ведь так?

– Когда я спрашивал здесь в СССР об этом, мне все говорили, что Сталин жив.