Вячеслав Дыкин - Гусариум (сборник)

И еще выяснилось, что продуктов у четырех «робинзонов» – в обрез. «Сидора» Савосина и Конакбаева остались «на той стороне» и были недосягаемы, так же, как и полевая кухня. Так что банка тушенки, немного сухарей и початая плитка шоколада, отыскавшаяся в вещмешке лейтенанта, да полфляжки спирта – всё, чем они располагали. Ежу было понятно, что, пользуясь неопытностью командира, бойцы, в нарушение устава, почем зря подъедали НЗ. Но после драки кулаками не машут.

– Там за лесом жилье какое-то, и дымком оттуда тянет. И пшеница опять же просто так не растет где ни попадя. На разведку идти надо, – глубокомысленно заметил старшина Нечипорук, ковыряя в зубах длинной щепкой: банка тушенки на четыре молодых здоровых желудка скорее раздразнила аппетит, чем насытила. – Ну и насчет харчишек заодно… Вы как считаете, товарищ лейтенант? – спохватился он.

– Грибы можно собирать, – вставил слово Конакбаев. – Осень… У нас в Казахстане…

– Ну откуда у вас в Казахстане грибы! – взвился Савосин. – У вас там степь сплошная.

– Обижаешь, – возразил казах. – У нас и леса хватает…

– Прекратить спор, – Сергей отставил пустую банку. – Кто пойдет на разведку?

– Я могу, я! – Савосин даже руку поднял, как в школе. – Только парабеллум дайте. Или наган на крайний случай.

Лейтенант с сомнением посмотрел на бойца. Молод, недисциплинирован…

– Он дело говорит, – поддержал старшина. – Пистолет ему, конечно, давать нельзя – еще начнет палить там в белый свет, как в копеечку…

– Это я-то? – вскинулся парень. – Да я «ворошиловским стрелком» был!

– Помолчи, стрелок. Он, товарищ лейтенант, больше всех нас подходит: сопляк еще, гимнастерку снять – за пацана сойдет.

– Это кто сопляк?

– Помолчите, боец! – повысил голос Сергей.

Он был согласен со старшиной – ну какой, к примеру, разведчик из Конакбаева с его совсем не местной физиономией? Да и мало ли чего может случиться, а оставить отряд – он уже про себя называл свой огрызок взвода отрядом – без командира и самого опытного бойца… Но и согласиться сразу было нельзя.

– Пойдете вы, Савосин, – подытожил он после долгого молчания, означавшего раздумье. – Без оружия, – надавил он.

– Как же без оружия? – подскочил на месте Савосин. – А вдруг…

– Вот именно на случай «вдруг» – без оружия. Если в деревне наши – сразу назад. Если немцы… Тоже сразу назад и со всей осторожностью.

– А если ни тех, ни других?

– Тогда попытайтесь разузнать, где немцы. Ну, или наши, – терпеливо разъяснил Сергей. – Про нас ничего не рассказывать. По легенде вы вообще гражданский. Непризывного возраста, – окинул он взглядом щуплую фигуру бойца. – Заблудились, оголодали… В общем, для начала хватит. Поняли?

– Так точно!

– Выполняйте…

Савосин в одной нательной рубахе и галифе, босиком, для большей достоверности, утопал по узкой тропинке, вьющейся вдоль поля, по направлению к каким-то строениям, видневшимся под высотой, которую язык не поворачивался назвать «холмом»: высотка – высотка она и есть, и потянулось ожидание.

Гром, странный при практически чистом небе, то затихал совсем, то нарастал, совсем не похожий на орудийную канонаду, но с неба не упало ни капли дождя. Конакбаев, отпросившись у лейтенанта, все-таки ушел за грибами, старшина ревизовал небогатое имущество отряда, а лейтенант, не находя себе места, решил привести себя в порядок. А то, понимаешь, двое суток не брит, обмундирование и сапоги в грязи…

Усики он отпустил еще в институте, а на курсах сохранил, несмотря на запреты. Очень уж они были ему к лицу, по словам знакомых девушек. Особенно одной… Глядясь в крошечное зеркальце, пристроенное на штабеле ящиков с минами, Сергей снимал опасной бритвой двухдневную щетину и насвистывал мотивчик из популярного кинофильма «Весна».

– Всё стало вокруг голубым и зеленым…

«И почему Танюшка считала, что я похож на актера Кадочникова? – думал он, видя в зеркальце впалую щеку, глаз и мочку уха. – Ничего общего…»

Накатила тоска по оставленной девушке. Ведь хотели же расписаться еще в мае, так нет же: мол, в мае жениться – всю жизнь маяться. Из-за этого и рассорились. Тогда казалось – навсегда. Но она будто почувствовала – прибежала, когда бывшие студенты, только что призванные, толпились на Курском вокзале, ожидая поезда. Плакала, просила простить, обещала дождаться… Последнее письмо от нее он получил еще в Подольске, перед самой отправкой, а с нового места так и не успел написать.