Вячеслав Дыкин - Гусариум (сборник)

Остальные молчали: все устали так, что сами бы сейчас с удовольствием рухнули на землю и вытянули гудящие от многокилометрового ночного перехода ноги. Но и молчанием они поддерживали несогласных с командиром. Сил и на разговоры почти не оставалось, не то что на окапывание и оборудование позиции. И лейтенант сдался.

– Разговорчики, – буркнул он, складывая карту и пряча в сумку. – Ты у меня допросишься, Савосин.

– А чего? – вскинулся молодой. – Дальше фронта не пошлют!

– Ты так думаешь? – хмуро поинтересовался командир. – Есть варианты…

Он, наконец, справился с застежкой и объявил: – Сорок минут отдыха.

– Это дело… – обрадованно зашевелились бойцы.

Потянуло едким махорочным дымком, послышались смешки, кто-то уже хрустел сухарем… Много ли солдату нужно для полного счастья? Разве что еще по сто наркомовских, да на теплую печку, желательно со сдобной вдовушкой под боком… Но это уже по части буржуазного сказочника Ершова.

Лейтенант Колошин, несмотря на усталость, все-таки решил определиться окончательно с местоположением. В месиве сочащегося влагой тумана – не разберешь даже, дождь это или просто оседающая крупными каплями вода – неподалеку смутно вырисовывалось что-то вроде столба или обугленного, без ветвей, древесного ствола.

«Веха какая-то, – подумал офицер, направляясь к нему. – Не заблудиться бы тут в трех соснах… столбах. Вот потеха-то будет бойцам, если я аукать начну…»

Взвод он получил под команду совсем недавно, да и вообще его офицерская карьера пока что была очень и очень куцей: военкомат, краткие курсы, лейтенантские «кубики» на черных артиллерийских петлицах и – на фронт. Выпускали преимущественно «мамлеев» – младших лейтенантов, – но ему, как успевшему до института отслужить «срочную», как и еще десятку «счастливчиков», дали сразу лейтенанта. Тем более он и так через год стал бы лейтенантом запаса.

И хорошо еще, что свежи были в памяти навыки армейской службы: буквально с колес его минометный взвод бросили в огонь – фриц рвался к Москве, и нужно было остановить его любой ценой. Если не остановить, то замедлить продвижение, дав тем, другим, кто пока еще был в тылу, время на подготовку рубежа, с которого точно уже «Ни шагу назад!».

Теперь от взвода оставалось семеро бойцов и два миномета – дорого обошлась оборона Рогачёво, которое в конце концов пришлось оставить. И надежды на пополнение не было…

Серые щупальца тумана искажали перспективу, и странный столб то казался далеко-далеко, то совсем рядом, и лейтенант даже вздрогнул, наткнувшись ладонью на ледяной влажный камень.

«Сплю на ходу, – выругал он сам себя. – Докатился! Встряхнись, тряпка…»

В серый камень были глубоко врезаны литеры, тускло поблескивающие золотом. Сергей наклонился и прочел:

«Доблестнымъ предкамъ 1-я Его Величества батарея Гвардейской Конно-Артиллерiйской бригады 26 августа 1912 г.»

«Это же…»

Словно пелена упала с глаз лейтенанта. Это же то самое Бородинское поле! Один из памятников павшим тут без малого сто тридцать лет назад воинам!

Да, он знал, что это где-то здесь. Постоянно мелькали знакомые еще по школьному учебнику истории названия «Шевардино», «Семёновское»… Только не вязалось как-то название железнодорожной станции Бородино с тем самым, знаменитым. Мало ли, может назвали в честь знаменитого сражения…

Лейтенант выдернул из сумки карту. Всё точно. Вот Утицкий лес маячит за полосой тумана, вот станция Бородино. Они вышли точно к тому месту, где было приказано оборудовать минометную позицию. Вот только в голове не укладывалось: то самое Бородино, которое «скажи-ка, дядя, ведь недаром…», славное, но очень далекое прошлое и мозглые октябрьские дни, кровавая каша боя, грохот взрывов и свистящие вокруг осколки, вой пикирующих, кажется, прямо тебе на голову «юнкерсов»… Две разные жизни, две эпохи, никак не желающие сливаться воедино.

– Это что за столбы такие? – поинтересовался егоза-Савосин, тыча куда-то вбок, и Сергей различил в стороне еще один обелиск, еще недавно скрытый пеленой: туман рассеивался.

– Это памятники, – устало пробормотал лейтенант, присаживаясь к крошечному костерку, который успели уже развести бойцы непонятно из чего, и протягивая к живительному светлячку озябшие ладони. – Тут наши полегли…

– В гражданскую?

– В отечественную.

– Какую еще отечественную? Отечественная сейчас идет.

– Одна тысяча восемьсот двенадцатого года.