Максим Шейко - «Попаданец» в СС. Марш на восток

– Нее, ничего такого.

– Тогда вряд ли их куда вывезли. Мне мать писала, как у них в Брянске эвакуацию проводили. Разве что сами уехали. Есть куда? Родственники там…

– Да нет вроде…

– Ну, значит, точно остались.

– И что теперь?

– А кто ж его знает? У меня у самого тетка в Брянске осталась, сестра двоюродная, еще там родня всякая… Теперь вот места себе не нахожу.

Услышав про знакомые проблемы, Марченко, как ни странно, приободрился. Общее несчастье вообще сближает. Так что Рома проникся сочувствием к чужому горю и даже предпринял попытку морально поддержать товарища, а заодно и себя:

– А может, еще и обойдется? Мало ли что там писаки в газетах пишут.

– Может, и так…

Фролов никакого энтузиазма не проявил и, видимо, погрузившись в воспоминания о родных, задумчиво разглядывал носки своих башмаков. Зато Марченко незаметно для себя воодушевился.

– Я просто вспомнил, что отец про прошлую войну рассказывал. Тогда немцы тоже приходили, но ничего, пронесло.

Дмитрий из задумчивости не вышел, но направление мыслей явно поменял. Теперь его взгляд скользил по растущим вдоль дорожки кустам с голыми, потемневшими ветками. Через пару минут он нерешительно выдал:

– То просто немцы были, а теперь – фашисты. Что от них хорошего может быть?

Роман пожал плечами:

– Хорошего и от тех немцев ничего не было. Тут лишь бы плохого чего не случилось. Вообще, батя говорил, что они спокойные. Дисциплина и все такое. Хотя пограбить мастера – реквизиции там всякие, конфискации…

Артиллерист безнадежно махнул рукой:

– Да черт с ними, с конфискациями! Добро и новое нажить можно. Лишь бы похуже чего не было! Вон в газетах чего пишут – как представишь, мурашки по коже! И кошки на душе скребут…

Марченко кивнул. Действительно: как представишь, так вздрогнешь. Но человеку свойственно надеяться на лучшее, поэтому, немного подумав, Роман выдвинул новый аргумент:

– Люди – они разные бывают. Должны же и среди немцев нормальные попадаться, даже если они фашисты? Вот у нас до революции был один помещик из немцев – Кениг его фамилия. Так он, считай, весь наш город и построил. Все заводы, и мельницу паровую, и склады, и пекарню с маслобойкой. Леса вокруг – тоже все он посадил. Целых четыре лесничества! Еще ферму большую создал, которая теперь – колхоз. И больницу построил, и школу. Его уж и нет давно, а в школу ту до сих пор детишки ходят. И заводы работают. Хороший был человек, хоть и немец.

Так, может, и в этот раз повезет, а? Как думаешь?

Дмитрий нерешительно пожал плечами:

– Кто его знает? Хорошо бы. Но лучше все ж побыстрее германцев обратно в ихнюю Германию загнать – так оно надежнее.

– Знать бы еще, как это сделать. Пока что они нас все дальше и дальше гонят. – Рома зло сплюнул и пнул подвернувшийся под ногу камешек, после чего продолжил:

– Я вот, когда в госпиталь попал, так фронт километров за двести от моего дома проходил. А теперь уже километров за триста, только с другой стороны!

Собеседник в ответ только вздохнул. Беседа как-то сама собой прервалась, каждый думал о своем… Затянувшееся молчание прервал артиллерист. Ободряюще хлопнув Марченко по плечу, он как-то примирительно произнес:

– Ладно, Рома, пустое это все! Ни к чему нам сейчас об этом думать. Завтра медкомиссия – выпишут нас из госпиталя и снова на фронт отправят. Там уже некогда будет размышлять. Да оно и к лучшему: нечего себя зря изводить – воевать надо, чтоб дом свой и родных освободить. А там уж как повезет. Может, и удастся живыми остаться да к родному порогу вернуться.

15 октября немецкие армии возобновили свое наступление на московском направлении, но еще 11 октября 1-я танковая группа Клейста начала собственное наступление из района Белгорода на Воронеж. Ганс довольно улыбался, вспоминая начало этого удара: массированный артобстрел из всех дивизионных и приданных гаубиц, удар целой группы «штук» [60]по позициям вражеской артиллерии и, напоследок, залп дивизиона небельверферов из приданного танковой группе полка – красота! После этого спектакля первому и второму полкам, пошедшим в наступление при поддержке штурмовых орудий, оставалось только прочесать перепаханные позиции русских и собрать оглушенных и ошарашенных пленных. Ну и добить немногих сохранивших способность и желание сопротивляться. А в образовавшийся прорыв тут же отправилась 11-я танковая дивизия, а за ней и весь XLVI корпус. Всегда бы так.

Но «всегда» не получилось. Как всегда, в общем. Ганс усмехнулся невольному каламбуру и осторожно, чтобы не потревожить ветки кустов, в которых он лежал, пошевелился, приминая палую листву, вздохнул и вновь взялся за бинокль – приятные воспоминания, конечно, греют душу, но рекогносцировку за него производить никто не будет. А вообще-то, не так уж все и плохо. Их батальон для проведения операции объединили с мотоциклетным, оставшимся без командира, в одну боевую группу под командой Бестманна. На усиление дали роту ПТО, роту легких зениток и батарею штурмовых орудий – можно и повоевать. Правда, все части изрядно потрепанные и, в отличие от гренадерских полков, практически не получали пополнений с начала кампании, если не считать вернувшихся в строй раненых. Зато в группе собрались сплошь аlte кnochen [61]– ветераны. А у «иванов» сейчас не войска, а оборванцы какие-то – экипировки почти нет, да и та, что есть, – паршивая. Воевать вообще не умеют. Те, что за Днепром остались, покрепче были. И морды у последней партии пленных какие-то странные – кавказцы вроде бы, если разведсводкам верить. Хотя какая, собственно, разница? Хоть папуасы! Пострашнее видали! Вспомнить хоть марокканцев и сенегальцев из французских колониальных войск. Все равно всех покрошим, кто в плен сдаться не успеет…