Александр Прозоров - Тайна князя Галицкого

– Два? – удивился Евгений. – Я помню один.

– Совершенно запросто! – тяжело дыша, взмахнула рукой Катерина. – В этой обители церкви горели, как спички. Раз семь или восемь. Братия ссылалась на молнии, но уж очень все это… В общем, чем-то не по нраву Всевышнему постройки здешние пришлись. А учитывая то, что во сне ты бродил по Смутному времени, то людям тамошним было, наверное, не до того, чтобы погорельцев-то выручать. Война все ресурсы высасывала. И оружие, и людей, и деньги. Там ведь, почитай, все против всех рубились, от Дикого поля до Ладоги. Еще вопросы есть?

– Откуда ты все это знаешь?

– Сделала перед выездом «домашнюю работу». Теперь знаю все, что связано с этим местом. А ты хоть как-то подготовился?

– Некогда было.

– Тогда за мной не ходить!

Катя скрылась за часовней.

Оставшись один, Женя Леонтьев прошелся по лугу, коснулся рукой теплой стены часовни, огляделся.

Ничего знакомого. Ни далеко, ни близко. Возможно, сохранись тут храм, ворота, хоть какие-то остатки стен, он бы сориентировался. Хотя бы лес! Но лес по сравнению с тем, что был во сне, стоял непривычно и неправильно – через поле и довольно далеко от реки. Да еще совершенно лишняя часовня с толку сбивала…

С одной стороны – разумом молодой человек прекрасно понимал, что вспоминает сон, просто сон, и глупо надеяться, будто реальность подтвердит ночные видения. С другой… он он все равно чувствовал сильнейшее разочарование.

– Один шанс на миллион, – повторил Леонтьев слова своей спутницы. – То есть никаких шансов. Но все равно, глупо было не попробовать… Интересно, куда она пропала?

Для человека, отлучившегося в кустики по житейской необходимости, девушка отсутствовала уже слишком долго. Евгений, поколебавшись несколько минут, все же отправился узнать: не случилось ли какой неприятности? Обогнул часовню, миновал узкую полоску леса и… оказался на берегу реки. Катя, пользуясь полным безлюдьем, купалась. И, разумеется, голышом.

Молодой человек тихо отступил назад, вернулся на луг. После зрелища обнаженной купальщицы ему тоже показалось, что солнце припекает слишком уж сильно и что после долгого похода по глиняной колее он изрядно вспотел и запылился. И вообще… Лето сейчас или нет? Река под боком, а он парится от жары!

К Катерине на отмель Евгений, разумеется, не полез. Зачем лишние скандалы, если тут вся река – один сплошной пляж? Прикинул, где заканчивается изгиб русла, пошел вправо и, пробравшись сквозь заросли сирени, оказался на просторном берегу в стороне от спутницы. Ни она его не увидит, ни он ее. Разделся, вошел в воду.

Река оказалась мелкой и теплой, как кофе в столовой Счетной палаты. Правда, немного светлее. Войдя по колено и поняв, что бояться нечего, Женя немного разбежался, нырнул, проскользил над самым дном, насколько хватило дыхания, вынырнул, проплыл саженками до самой стремнины, развернулся – и едва не хватанул воды от неожиданности: это был тот самый берег!!! Тот берег, вдоль которого он крался, чтобы напасть на польских пушкарей!

Дорога исчезла – вместо нее стояли молодые, полутораобхватные сосны. Но за ней, в том же месте, где зеленел кустарник четыреста лет назад, темнела зелень и сейчас. Видать, то ли земля была получше, то ли вода к поверхности ближе. Или родник какой пробивался. Крепость и расчищенное пространство возле нее тоже исчезли – но остался изгиб берега от низины слева и все выше, выше в правую сторону с хорошо очерченным обрывом. А по левую руку – сохранилась на своем месте топкая заводь с камышами.

Женя замер, вглядываясь в непостижимо правильный силуэт перед ним, благо глубина позволяла спокойно встать на ноги, потом закрыл глаза, попытавшись вызвать видение из сна, снова открыл.

Да, действительно: вот здесь они со стрельцами выскочили после залпа, вот до этой линии, ныне отмеченной одинокой березой, он добежал, отступая первый раз. На двадцать шагов дальше они застряли, окруженные ляхами, но их спас снайперский выстрел престарелого монаха и частая пищальная пальба. Дальше его поволокли на спине, и…

На месте ворот печально раскачивались четыре огромные черные ели, словно отмечая углы надвратной церкви.

– Эй, бухгалтер! – из зарослей сирени вышла спутница и помахала рукой. – Не простудись!

– Катя, а надвратная церковь может считаться второй? – внезапно осенило Леонтьева. – Троицкой, или Боголюбской?

– Трехсвятительской, – поправила его девушка. – Точно не скажу. Но в девятнадцатом веке их тут стояло две. Больших.