Фрыц Айзенштайн - Чудаки и дороги

Что-то рано я начал себя хоронить. Может всё образуется и Сайнара станет доброй, ласковой, понимающей женой, примерной и добродетельной матерью. Я прошёлся по кочевью, посмотрел на запасы угля. Это тоже надо будет с собой забрать, в новое село. Потом проведал нашу старушку-эбэ, поинтересовался, как она себя чувствует после трагических событий. Надо сказать, что за то время, пока я путешествовал, а Таламат бил к ней клинья, эбэ расцвела. Ну, не как майская роза, но налицо вторая молодость. Она рассекала по стойбищу в новом черном платке с красными георгинами и продолжала раздавать ценные указания вертихвосткам и бездельницам. Хотя, честно говоря, я не припомню, чтобы дарил ей этот платок. Но свидетели утверждают, что я это сделал. И ещё кое-что сделал, но очевидцы отводят глаза и невнятно мычат. Провалы в памяти — это третий признак хронического алкоголизма, мне Курпатов по стадийность чётко просветил, в минуту душевной невзгоды. Алкоголь — это яд. Однозначно. И социальное зло. Зарекался же не пить, как свинья в грязь не лазить. И что ж теперь, и вовсе не пить, что ли? Эххх. Ну что теперь, зато у меня теперь всё в порядке. Ввсё! В! Порядке! Читая, таким образом, мантры и скрипя зубами, я отправился в речку, отмывать те места, где у меня когда-то была совесть. Как-то странно у женщин получается, у всех, без исключения, вызывать у мужиков чувство вины там, где никаких признаков вины нет и быть не может. Какая-то неистребимая генетическая прошивка, не иначе.

А вот и Ичил с Сайнарой. И ведет Ичил её прямиком к капищу, похоже, локальная анестезия не подействовала. Сайнара плелась за ним как-то неуверенно, наверное, он ей уже перорально что-то успокаивающее влил. Я наскоро утерся и пошёл за ними следом. Ичил обернулся, увидел меня, но ничего не сказал. Когда мы взобрались на пригорок, к идолищам, я спросил Ичила:

— Что, всё так плохо?

— Не совсем. Надо камлать, духов просить, чтобы помогали. Сильная порча, — пробурчал он.

Ичил начал разводить костёр, достал из сумки мешочки со своими травами и приготовился шаманить, начал напевать свои мелодии и постукивать в бубен. Высыпал в костёр свой вонючий мох. Я сидел в сторонке и от монотонного завывания слегонца задремал.

Я расщеперил левый глаз. Ичил делал руками пассы вокруг головы Сайнары, и стряхивал что-то с ладоней в костёр. Огонь вспыхивал грязно-зелёными сполохами и с потрескиванием разбрызгивал искры, как от дешевого китайского фейерверка.

Я снова смежил очи, всё-таки знатный мох у Ичила, несмотря на его отвратительный запах. Мягкий приход, легкие глюки, и отходняк не смертельный… Я отлепился от стенки и посмотрел на шамана. Сайнара лежит на кошме и не шевелится, костёр погас, а Ичил сидит на корточках и смотрит на меня.

— Магеллан! Ты жив?

— Живее всех живых, — просипел я, — дай попить чего-нибудь общеукрепляющего, водки, например. Что с Сайнарой?

Ичил дал мне фляжку со своим напитком. Я выхлебал почти половину, пока не исчез песок в горле. Нет, с точки зрения удара по организму с целью приведения его в рабочее состояние, ничего лучше спиртного не придумано. Ичиловы приправы действительно бодрят и восстанавливают, но действуют слишком медленно.

— Сайнара спит пока. У неё в голове был категорический императив, но я его убрал. Хрупким женщинам такое нельзя, могут совсем с ума сойти. Пусть отдыхает. Духи, — Ичил обвел руками наш пантеон, — мне помогли. Ты водку много пил, у тебя императив в голове не держится.

Шаман издевательски захихикал. Откуда он такие слова знает? Я вроде, похвалялся Категорическим Императивом в его отсутствие. Наверное наши девахи его просветили.

— Ты дурак, Ичил. С виду умный, а если внимательно посмотреть — дурак дураком. Но я тебя прощаю. Что собственно произошло-то?

Ичил рассказал. Сайнара пообщалась с этим телепатическим комплексом и чуть не съехала с катушек. Если бы не моя паранойя и добрый доктор Ичил, так может она бы меня тихо прирезала в период обострения. Уж не знаю, что там происходит с мозгами, но девочку надо изолировать от новых потрясений и не пускать ко всяким непроверенным приборам с ментальными вирусами. Понятно, что водки ей давать никто не будет. Я взял Сайнару на руки и понёс в нашу юрту.

К вечеру нарисовался наш долгожданный Талгат со своими бандитами, моими гринго и лошадями. Хоть одно дело будет доведено до конца. Прибыл мой слуга, это тоже хорошо. Отправлю этого олуха овец пасти, мужиков не хватает, а себе в прислугу девок возьму. Пока базар-вокзал, готовка-кормёжка, мы с Талгатом сели неподалёку от костра.