Олег Измеров - Задание Империи

– Ну-ка, попробуем…

Он щелкнул выключателем и стал манипулировать рукоятками. Немного посвистев, «фольксэмпфенгер» заорал бодрый фокстротик из «Привет и поцелуй, Вероника!». Правда, качество звука – то ли от обратной связи, то ли от дешевого электромагнитного громковорителя – недалеко уходило от патефонного. Хотя, если сравнивать со встроенными динамиками мобил, то уж лучше это.

– Умничка! – воскликнула Катя и, нагнувшись к Виктору и обхватив его шею руками, страстно его поцеловала. – Берлин ловит! А что там было?

– Драйвер слетел, – не моргнув глазом, сказал Виктор, – я переустановил.

– Вот молодец! А для меня все эти драйвера, пентагриды, термоформеры, пушпулы, гридлики, негадины и шнель-бидины – просто китайская грамота.

«М-да. Если бы я тоже помнил, что у них называлось шнель-бидин…»

Дальше «умнички» и поцелуя их отношения, однако, не зашли. Из сада донеслись порывы ветра, а наступившие сумерки за окнами озарялись приближающимися зарницами: надвигалась гроза. Катя пошла на веранду снимать белье с натянутых под крышей веревок. Виктор прошел в свою комнату, не зажигая света и глядя в незанавешенное окно на вспышки молний у горизонта, сел на стул и принялся обдумывать ситуацию.

Оно конечно, для приключенческой повести хорошо, когда главный герой прибывает в иную реальность, где царит фашистский режим, и тут же вступает в борьбу с несправедливостью, а не распевает лирические песни с представителями этого режима, пытается быть этим режимом востребованным в целях личной выгоды и принимает заигрывания молодой вдовы. Однако в иной действительности с реализацией благородных целей имелись некоторые проблемы.

Во-первых, смерть от истощения под забором на борьбу с режимом никак не тянула. А это значит, что волей-неволей надо было решать вопросы заработков и жилья как минимум, а дальше – вопросы бытовых мелочей и одежды на сезон осень – зима 1938/1939.

Во-вторых, надо было выяснить, в чем здесь несправедливость и как с ней бороться. И с этим дело обстояло пока довольно сложно. Насколько он понял, в конце двадцатых был передел в среде местной буржуазии, и она, буржуазия, попирала всякую справедливость, а фашисты смогли на этом сыграть и выглядеть как раз этими самыми борцами с несправедливостью. Причем белые, задавив красных, не только полностью расчистили фашистам дорогу, устранив соперника, но и дали возможность единовластно пользоваться социал-демократическими лозунгами.

Потом фашисты пришли к власти в результате экономического кризиса, именуемого здесь «Великий Голод». А это значит, что в них были заинтересованы как представители бизнеса разного калибра (ибо боялись революции и экспроприации), так и бедные слои населения (ибо не хотели помереть от голода). Экономика в России пока выправилась, а это значит, что и менять систему неизвестно на что здесь мало кто захочет. Опять же репрессии части населения, хотя бы за слушание подрывной пропаганды, здесь будут воспринимать как меньшее зло по сравнению с поголовными муками голода. А значит, считать справедливыми.

В-третьих, и жертв режима пока Виктору не встретилось. Не относить же плохую пайку к нарушению прав и свобод. С другой стороны, красная карточка с орлом, по меркам демократии следующего столетия, конечно, посягает на свободу информации, но, похоже, Катерину это как раз совершенно не колышет.

В итоге Виктор пришел к предварительному выводу, что он, скорее всего, попал сюда в неудачное время. Рассудив таким образом, он встал, повернул выключатель, положил на стол листы писчей бумаги и принялся сочинять рассказы для «Губернского голоса». После второго он почувствовал, что смертельно вымотался за этот день и не может больше записать ни фразы. «Ладно, за вечер тридцать советскими – это тоже ничего… все равно что на пивзаводе вагон соли разгрузить», – подумал он, разделся, погасил свет и лег спать.

Свежевымытое утро встретило Виктора пением петухов, солнечным зайчиком на стене и чистым осколком небесной синевы за оконными стеклами, мятыми, как будто их только что раскатывали скалкой. Такие стекла в своей реальности он встречал в старом корпусе БГТУ. Через раскрытую форточку проникали родившаяся после ночной грозы свежесть и неистребимый запах цветущего под окнами жасмина. «Вот почему им не надо было дезодорантов…» В общем, было такое ощущение, словно он где-то если не в загородном санатории, то на турбазе.