Александр Конторович - Реконструктор

Ага, и чтобы сейчас стоял тут, одетый в чужую военную форму… форму врага… готовый стрелять в тех, кого он защищал.

Нет.

Не будет этого. Я, возможно, и не все сейчас вспомнил, но за эту страну я уже воевал. Не сегодня и не здесь. И не с этими солдатами в шинелях мышиного цвета. С другими. Которые иногда были одеты в такую же форму, что носили и мы сами. Но и там была война, лилась кровь и погибали мои товарищи.

Война не кончается.

Она иногда затихает – на время. Но приходит час – и вновь берут оружие в руки молодые парни в военной форме, чтобы защитить свою страну от нового врага. Он может быть разным, этот враг. Может носить форму – и ходить в гражданской одежде. Может стрелять тебе в лицо – и трусливо жалить в спину. Ничто от этого не меняется. Он всегда будет врагом, желающим убить именно тебя, как солдата, защищающего целостность своей страны. Или трусливым, гадящим исподтишка мерзавцем, желающим, чтобы «этой страны» не было в принципе.

Все возвращается на круги своя. И перед тобою – именно перед тобою! – встает во весь рост выбор: с кем ты? Можно уйти вместе с этими симпатичными и обаятельными простыми парнями, одетыми в фельдграу. За ними Европа и большая часть цивилизованного мира. Они несут «свет и процветание», обещают освобождение от тирании «несчастному, обездоленному русскому народу». Много чего они несут…

А можно – остаться здесь. Рядом с погибшим солдатом. Он навряд ли задавался возвышенными мыслями о прекрасном, лежа здесь, на сырой земле, с винтовкой в руках. Скорее всего, просто думал о своем доме. О молодой жене, которая ждет его в осажденном городе. О сыне, которого ему уже не суждено никогда увидеть. Да мало ли о чем думается в такие минуты! А может быть, просто подсчитывал в уме остатки патронов, прикидывая – на сколько их хватит? Увы… подсчеты оказались неверными – не хватило. Не патронов – жизни. Вот с этим и вышла главная загвоздка…

Торопливо рублю ветки и сбрасываю вниз приличную охапку – пусть со стороны не возникает никаких подозрений относительно того, чего это я вдруг тут задержался. Еще охапка… так, хватит пока.

Спускаюсь вниз. Раскидываю ветки по окопам – уже лучше. Сую топор за пояс и топаю к телеге.

– Что-то нужно, Макс? – интересуется фельдфебель. – Не забудь – через час у нас обед! Я уже распорядился согреть воды: будет горячий чай!

– Что ж я – враг своему желудку? Не забуду, еще и раньше всех прибегу! Лопата мне нужна, надо слегка подсыпать земли, тогда ветки не будут так торчать во все стороны.

– А ты это правильно придумал! – уважительно кивает Мюртц. – Пожалуй, я кого-нибудь пришлю тебе на помощь, как закончат свою работу, разумеется…

Отказаться? Это будет выглядеть странно – среди нас мало желающих вкалывать в одиночку.

– Было бы неплохо… – удовлетворенно киваю ему. – Тогда я пока веток нарублю.

Возвратившись назад, первым делом лезу в кусты.

Пожалуй, лучшего места для могилы, чем этот окопчик, я уже не придумаю. Его только углубить слегка – и все.

Осторожно вытаскиваю тело бойца из окопчика. Кладу его рядом.

Так, зарубки – рост у него чуток меньше моего, сойдет… Сбрасываю шинель и остервенело машу лопатой.

Двадцать минут – готово, на два штыка я эту ямку углубил. Нормально, никакое зверье его теперь тут не достанет.

Вырубаю в кустах кусок древесного ствола, обтесываю один конец: так он легче войдет в землю. На другом конце стесываю кору и делаю неширокую площадку – для надписи. Стук топора разносится над лесом – полное впечатление от активной работы.

Теперь штык в руки, вырезаем надпись.

«Боец Красовский Максим Андреевич. 1942 год».

– Макс! Что ты тут делаешь?

Резко оборачиваюсь – Фишке!

Вольдемар Фишке – наша взводная «партийная канцелярия». Единственный бывший член НСДАП, кроме ефрейтора, в нашем отделении. Но Мюртц – нормальный мужик, он ни к кому не пристает со своими проповедями.

А вот Вольдемар… Ходят слухи, что он в дружбе с ГФП [17]. Не знаю… но проверять это никому не хочется. Лучше его не задевать – спокойнее будет. Рано или поздно он тоже отстает, главное – не слишком ему возражать.

Однако что-то нужно ему отвечать!

– Могилу рою…

– Себе?

– Ну я пока еще жив… Русскому.

– Кому?! – искренне удивляется Фишке.

– Вон лежит тело. Похоронная команда его попросту не заметила, он заполз в кусты, чтобы тут умереть, вот и пропустили. Нехорошо это – вот так лежать под дождем в лесу. Представь – а если бы это был наш солдат?