Александр Прозоров - Крестовый поход

– О таких вещах в письмах лучше не поминать. Мало ли в чьи руки попадет? А куда Витовт полки ведет, то ворогу и так известно.

– Но мне ты сказать можешь?

– Ты о сем лучше самого Витовта ведаешь. К Рыльску. Больше ничего Юрий Дмитриевич не отписал?

– Намеки странные о ханше твоей отпускает. За разумность хвалит, что в дела ратные не вмешивается, хотя ведет себя как старшая по роду и званию. А также о том поминает, что женат и сыновья законные взрослые уже.

– Видимо, Айгиль переоценила свои чары, – рассмеялся Егор. – Она искренне верит, что союзников можно заполучить через постель.

– Что-о?! – моментально насторожилась Елена.

– Я же говорю: она переоценивает силу своих чар, – повторил Вожников. – Видимо, эмиры и беи падают к ее ногам по первому же щелчку пальцев.

– Так что мы будем делать? – Несколько успокоившись, княгиня свернула свиток в трубочку.

– Свое письмо князь отправил две недели назад от волока. Значит, у нас в запасе еще полтора месяца. Подождем сообщений от Лубны и Полтавы. Овруч и Гомель тоже молчат. Возможно, к кому-то из полков придется идти на помощь. На рысях за месяц обернемся. А коли нет, то через две недели на Чернигов двинемся, а от него к Путивлю. Там полки собирать и станем, дабы в последний переход на Витовта полной силой двигаться.

– Поклянись именем Иисусовым, что не спал с ханшей этой поганой! – внезапно потребовала Елена. Похоже, последние слова мужа она пропустила мимо ушей, думая о вещах куда более важных. – Вон, у складня с ликами святыми поклянись.

– Глупенькая, – повернув, привлек к себе супругу Егор. – Христом Богом клянусь, никто, кроме тебя, мне не нужен!

И Вожников крепко, искренне поцеловал в губы самую любимую из женщин.

Жители южной Руси, словно предчувствуя будущие века кровавых унижений, нищеты, латинизации и униатчины, открывали ворота городов и крепостей перед посланными архиепископом Симеоном дьяконами куда охотнее, нежели это делали северяне. А может, сыграло свою роль железное требование князя Заозерского ко всем воинам: в сдавшихся в первый день городах не трогать даже оброненного на мостовую ломаного гроша! Не лапать даже блудных девок! Пройти по улицам, принять у жителей присягу, забрать откуп, оставить наместника, нескольких русских бояр и новгородских ватажников, поменять священников – и идти дальше.

Зато в городах, которые не сдавались, которые приходилось брать штурмом после разрушения пушками части укреплений – вот там можно все! Три дня на разграбление, как гласит древний военный обычай.

Желающих проверить на прочность свои башни и стены снарядами атамана ушкуйников к середине лета не осталось совсем. Чернигов не стал исключением. Его могучая крепость со стенами длиной в версту и высотой в пять саженей, поднятая на валу над рвом трехсаженной глубины, была рублена из дуба. Равно как и детинец, возвышающийся над городом на рукотворном холме. Опыт Егора подсказывал, что перед взрывными снарядами эти стены не продержались бы и нескольких часов, но горожане предпочли проявить свою преданность православию, открыв ворота перед ступившим на подъемный мост архиепископом Симеоном.

Присягали черниговцы дружно, поднесли князю-освободителю в подарок тяжелый золотой кубок с изображением сокола, а Елене – кубок полегче, но изящный и яркий от цветастой перегородчатой эмали, покрывающей стенки. Однако полторы сотни ватажников Вожников здесь все равно оставил, подкрепив их литовцами из северных земель и забрав примерно столько же местных воинов. Каковых с кубенскими боярами немедленно отправил «воевать» Брянск и Карачев.

– Не понимаю тебя, княже, – нагнал Вожникова барон фон Штернберг сразу после того, как походные колонны выдвинулись из Чернигова к Путивлю. – Готовишься к сече, а людей ратных прочь отсылаешь. Оглянись! У тебя их и так сотен тридцать осталось, не более.

– Чего тут понимать? – пожал плечами Егор. – Я иду сражаться насмерть с великим князем Литовским и Русским. Раньше эти латники служили ему, сегодня присягнули мне, завтра… Кто знает, что у них в голове? Завтра могут перебежать обратно к Витовту. На что мне в битве такие воины? Разве на них положишься? А сходить под моим знаменем и под моими боярами в безопасный, я надеюсь, поход к другому городу – это они смогут совершенно точно. На это у них храбрости хватит.

– На поле битвы дорог каждый боец, княже. Даже трусливого кнехта можно загнать в атаку, если рыцаря он станет бояться больше, чем вражеских копий. Пусть даже он просто примет на себя удар, предназначенный другому, и то будет польза.