Андрей Бондаренко - Чукотский вестерн

Пока Ник раздумывал, Лёха уже всем стаканы с ханкой раздал, тост произнёс:

– Ну, чувырлы братские! Помянем Матвея Кускова, товарища нашего, павшего в бою с супостатами. Пусть земля ему будет пухом!

Встали, выпили, не чокаясь.

Банкин так и остался стоять столбом, спрятав нос в рукаве. Ник в кашле зашёлся.

А Сизый, как ни в чём не бывало, ливерную колбасу усиленно начал поглощать.

Ник, наконец, откашлялся, глотнул кипятка из банки.

Противные были ощущения: казалось, что в желудок медленно упал здоровенный булыжник и лежит там, время от времени нетерпеливо ворочаясь.

Да и с головой наблюдался определённый непорядок: исчезли куда-то все мысли, все – до единой. Забылось напрочь о странной рыжей девушке, о тревоге, которую поднять необходимо, и о капитане Курчавом.

Ник тихонько отворил дверь и осторожно вышел в обшарпанный коридор. Пожилая уборщица подметала пол. Обернулась, неодобрительно покачала головой.

– Тётенька, скжите, пжалуста, где у вас здесь туалет? Типа – сортир? Не дайте умереть, – заплетающимся языком взмолился Ник.

– Эк, милок, как тебя с ханки-то схватило, – пожалела его добросердечная старушка. – Её же, заразу, обязательно жиром моржовым закусывать надо. Или – оленячьим, если моржового нет. Ох, беда с вами, с приезжими. А туалет – правая последняя дверь, по коридору. Ты уж поторопись, голубь сизый. Ханка-то, она долго ждать не будет. Только прошу сердечно, не перепутай! Левая дверь – женская уборная. Тут дамы такие проживают – и побить могут. Даже до смерти…

Только минут через сорок покинул Ник туалет – до того было плохо. Прошёл по коридору к окну, прислонился лбом к холодному стеклу.

Утром его Вырвиглаз разбудил. Вернее, растолкал непочтительно да ещё и холодной воды налил за шиворот.

– Как это понимать, Никита Андреевич? – спросил грозно. – Вас же старшим назначили, доверие оказали. А вы? Пьянку пошлую устроили, приказ нарушили. Я-то со всеми остальными в конторе заночевал. Работы много. Прихожу – а тут такое. Вон, на подчинённых полюбуйтесь…. Куда только катится этот мир?

Оглянулся Ник по сторонам: на столе разгром полный – объедки сплошные, на полу валялись две пустые бутылки из-под ханки, на середине стола стояла третья – едва начатая.

Дружный храп раздавался из дальнего угла. Это Лёха с Гешкой старались, развалясь валетом на узкой кровати, сапоги друг друга используя в качестве подушек.

Ник же, судя по всему, прямо за столом уснул. Стыдно, блин! Командир называется…

Посмотрел Ник на себя в зеркало, что над умывальником висело, даже испугался собственного отражения: морда опухшая до неузнаваемости, глаза круглые и жёлтые, что у того тигра из зоопарка.

Лёха с Гешкой проснулись – такие же уродцы, желтоглазые до уморы полной. Раз пятьдесят от смеха уписаться можно и, что характерно, в один и тот же подгузник…

Вырвиглаз внимательно посмотрел на удалую троицу и черту жирную подвёл:

– Судя по цвету глаз, ханку пили вчера? Шустры вы, орлы ленинградские. Сейчас плохо, наверное? Ханку, в обязательном порядке, жиром моржовым закусывать надо, или же оленьим. Но лучше всего – китовым…. Ничего, потерпите! Сейчас я вас в порт отведу, к доку судоремонтному. Там пиво продаётся отличное, не чета живой воде из сказок. Чёрное, крепкое, ароматное – «негл» называется. Нигде такого нет…

Уже часа через полтора подошли к судоремонтному доку. В маленьком магазинчике Вырвиглаз купил две трёхлитровые банки яблочного сока. Тут же с помощью перочинного ножа крышки с них сорвал и вылил содержимое под карликовую берёзу.

– Да вы у нас – прямо Мичурин! – пошутил неуклюже Ник. – Надеетесь, что яблоки на берёзе вырастут?

– Вы, что же, думаете, «негл» вам в кружки наливать будут? – отпарировал Вырвиглаз. – Откуда в Магадане кружки? Если пиво в кружках – это уже и не Магадан будет. Сейчас банки помоем, и вперёд…

Расположились на старом заброшенном пирсе, на пустых деревянных ящиках, которые в этих краях повсеместно заменяли собой скамейки.

В воде, среди мазутных пятен, плавали многочисленные голубые и зелёные льдины.