Дмитрий Старицкий - Путанабус. Лишние Земли лишних

– Ты классный баталер для нашего отряда. Я в тебе не ошибся, – и поцеловал туда, куда было указано. – Кепки там тоже из брака?

– Кепи не было. Но я нашла хорошие черные береты. Фетровые, – и тут же спросила: – У вас же на флоте черные носят?

– Солдаты морской пехоты носят черные береты, – ответил, – а мы – матросы, носили бескозырки. С ленточками.

– И что у тебя было написано на ленточке?

– Северный флот, – ответил гордо.

А что? Я до сих пор горжусь тем, что служил на флоте. И искренне считаю, что служба воспитывает в юнце мужчину. Моя бы власть – я бы тех, кто в армии не служил, просто не допускал бы до гражданской государственной службы, связанной с властными полномочиями. Ни по назначению, ни по выборам. А то насмотрелся я на таких кандидатов в народные избранники. Ничего нет за душой, кроме денег. Да и те ворованные.

– Ты, наверное, был очень красивый в морской форме, – предположила Ингеборге.

– Не знаю, не разглядывал себя. Хотя еще Кузьма Прутков писал, что «если хочешь быть красивым – поступай в гусары».

– Гусары… О-о-о… – Ингеборге закатила глаза. – Обожаю!

– Если отряд сохранится, то мы потом сможем пошить всем венгерки как парадную форму. С золотыми шнурами. И лосины всем в обтяжку. Красного цвета. Красота!

– И кивер с султаном. Пушистым и длинным. Вот таким… – Ингеборге показала где-то сантиметров сорок.

– Зачем таким длинным? – удивился.

– А чтобы не понравившихся кавалеров отшивать. Типа сравни по длине – и отваливай. На меньшее мы не размениваемся, – и смеется заливисто, практически хохочет.

Отсмеявшись, сказала заботливо:

– Ты примерь свой комплект, вдруг еще ушивать придется. Я же все на глазок делала.

– Где? – Я обернулся вокруг.

– Бери – надевай. Да нет, не там – это мой. Твой – вот, на кресле лежит. Нам я уже ушила по комплекту, а девчата сами себя обслужат. Не маленькие.

На кресле были аккуратно сложены куртка, тактические шаровары и майка. Все в разноцветную крапочку серо-зеленых тонов.

– Ты заслужила еще один поцелуй, – сказал я, рассматривая униформу.

– Заслужила – плати, – с готовностью подхватила Ингеборге.

Новая Земля. Территория Ордена, База по приему

переселенцев и грузов «Северная Америка».

22 год, 25 число 5 месяца, четверг, 24:01

Когда мы наконец закончили целоваться и выползли поужинать в «Марио», то там гремела музыка, и народ вовсю отплясывал между столиков, совсем как в советском кабаке времен моего детства. Под живой оркестр. Причем не электронный, а джазовый. Впрочем, профессиональным я бы этот музыкальный коллектив не назвал. Саксофонист вообще играл на уровне Билла Клинтона.

Впрочем, тут я понял, зачем Ингеборге еще в номере капризно заставила меня цивильно одеться в мой московский прикид от «Бриони», который утром просила взять с собой. Тут все были одеты, как положено правилами в хорошем нью-йоркском ресторане. Разве что галстук не обязывали надевать на «фейсе» [298]. И как только она об этом догадалась?

Даже орденские служащие, как оказалось, были в смокингах и вечерних платьях. Вели, так сказать, светскую жизнь.

Сама Ингеборге тоже облачилась в маленькое черное платье от «Версаче», чем поразила меня до глубины души. Она и так была красотка, а тут уж…

Прямо слов нет.

И глаз не оторвать.

Моя откровенная реакция на этот наряд сделала ее счастливой еще в номере. А меня – в ресторане, когда все глазели только на нее, а она танцевала только со мной.

Как тут было не заказать шампанского?

Новая Земля. Территория Ордена, База по приему

переселенцев и грузов «Северная Америка».

22 год, 25 число 5 месяца, четверг, 29:67

После праздника, расчесывая волосы на ночь, Ингеборге неожиданно спросила:

– Жора, а у тебя дети есть?

– По-моему, нет, – буркнул я из-под подушки.

Не люблю такие вопросы.

– А не по-твоему? – продолжала приставать литовка.

– Наверное, есть где-нибудь, – отмахнулся, – но мне об этом не сообщали.

– Ты не хочешь иметь детей? Это принцип? – вопросительные нотки девушки стали требовательными.

Я обернулся и честно ответил:

– Просто пока не с кем было хотеть.

– А у меня дочка родилась мертвой, – неожиданно призналась Ингеборге. Она замолчала. В номере зависла тревожная тишина, но вскоре она сама ее развеяла словами с горьким вкусом: – И тут же закончилась любовь у моего банкира. Давно это было. В Литве еще. Четыре года назад. В другой жизни.

Она снова ненадолго замолкла.