Алексей Федосов - Записки грибника #2

Вернулся гонец, с довольной рожей поставил на стол баклажку. Наивный. Думал им что обломиться. Угу, и даже два раза дадут пробку понюхать. Сотник кивком головы выпроводил всех моих гостей, вон. И сам. Сам!! Налил мне, полную кружку, отличной медовухи. Я бы не сказал, что в отряде сухой закон, вино есть, и народ его пьет, но в жутко разбавленном виде. (Все-таки приучил пользоваться кипяченой водой) Отчего напиток становился кисло-жутким на вкус, но хорошо утолял жажду и самое главное, с него нельзя было обосраться. Тьфу, тьфу, тьфу. Я мысленно погладил себя по темечку, проблемы с диареей пока нас миновали. В отрядной аптечке, что занимает телегу, целый мешок с травяным сбором, супротив этой болячки, милка моя постаралась.

В мозгу шевельнулась и утухла мысль — ботулизм. Заманчиво… Вонюче, но заманчиво… Да ну на хер, сами перетравимся.

Силантий поднял кружку, — За что пьем?

Я вытер губы, поднял свою посудину, немного промолчал и сказал, — А чтоб все враги передохли, — за два глотка осушил до дна.

Забористая штука до Никодимовской ей конечно далеко, но тоже хороша. Отломив кусочек хлеба начал жевать перебивая вкус. Силантий занюхал рукавом.

— Федь, а что ты давеча молвил про то, что мы с ляхами, мол, замириться должны. Откель тебе это ведомо.

— Так я тебе сказал — молонья в детстве стукнула…

Силантий разлил еще по одной, поднял свою:

— Будем…

Я отпил половину и поставил кружку на стол. Ножом отмахнул горбушку и стал сооружать бутерброд.

«Эх, сюда бы помидорчика с майонезиком»

Да настолько увлекся этим делом, что пропустил половину слов сказанных Силантием, услышал только окончание, переспросил, — Чего молвишь? — И откусил от трех этажной конструкции.

Сотник ладонью разгладил усы, отодвинул свою кружку в сторону и чуть прищурился, отчего взгляд стал пристально острым.

— Я на своем веку, семерых в степи похоронил, своими руками обмывал и в чистое одевал. Насмотрелся что молонья с человеком деет. Иные как головешки, словно их на костре смолили, а у тебя, — Он ткнул меня пальцем в грудь, — шкура целая, чистая, шрамов… Только один на пузе и есть… Чудной такой… Не как у всех.

Он говорил глухим голосом, в паузах, гулкая тишина болезненными толчками отдавалась в висках, распугивая суматошно скачущие мысли.

Когда в первый раз попал в баню с Силантием, меня поразило наличие просто огромного количества шрамов, из-за которых старый сотник походил на леопарда. Я тогда даже как-то возгордился, тем, что такой… Целый что ли. Ан вон как оно…

Инстинкты! Мать их за ногу, через колено два раза. Пока башка думала, правая рука соскользнула со стола и потихоньку поползла к кобуре, лежавшей рядом на лавке.

Разум очнулся, когда передо мной на столе материализовался кинжал. Видел как-то раз, как Силантий овцу разделывал, да ловко так, и то, что одной кисти нет, не помеха и с одной рукой за пять минут управился.

Я выставил пустые ладони перед собой и медленно опустил руки на стол. Нашел с кем тягаться… У него личное кладбище с пять футбольных полей, и каждого второго убил вот такими ковырялками…

— А что ты проведать хочешь? Правду молвил, вот те крест, — И я перекрестился, сложив пальцы щепотью.

Он сделал глоток из своей кружки, — Федор, а почему ты по греческому обычаю крест кладешь, тремя перстами?

— А… А… — И захлопнул пасть. До Никоновского раскола туева хуча лет. Когда на воскресную службу ходил, всегда помнил что надо делать и, глядя по сторонам, крестился как и все, двумя перстами, а тут… Привычка, машинальное действие повторяемое с детства и впитанное в кровь с молоком матери. Пальцы складываются сами.

А он сидел напротив с легкой ироничной улыбкой на губах, смотрел на мои душевные мытарства и ждал моего ответа.

Пауза затягивалась. Я как рыба, выброшенная на берег, молча разевал рот и… В кои века не знал что сказать. А голове шла переборка вариантов ответов.

Запрос — да\нет — нет.

Запрос — да\нет — нет.

На лбу капельками выступили бисеринки пота, а кончики пальцев стали подрагивать мелкой дрожью.

Силантий прервал тягостную тишину, махнул рукой, — Да крестись ты как хочешь. Токмо поведай мне, откель тебе сие ведомо.

— Что?

Он поморщился, словно съел нечто горькое, — Федь не зачинай сызнова. Про задумки твои воинские… Может в землях аглицих и такое есть. Пистоль твоя скорострельная да пищаль… Ты как не от мира сего. Одежку тебе бабы шьют чудную, не видал такую нигде более, исподнее — так срамнее токмо голышом ходить. Помниться как ты не в себе был, после того как татей жизни лишил. Тебе дюже страшно было от содеянного. В церковь опять же не каждый день ходишь. А про то что ты прав оказался, когда о ляхах казал, так и молвить не хочу. Вот и любопытно мне стало, откуда ты родом, Федор? Откуда тебе все ведомо?