Алексей Федосов - Записки грибника #2

Осталось найти малость деньжат, вставить фитиль Антипу и запустить процесс…

— Федь, а Федь… Федор твою мать, оглох что ли? — Силантий пихнул меня кулаком в бок, — еще есть?

— Есть, но не дам. На них пацаны учиться будут.

— Да я не про то. Как далече твоя труба кидать могет?

«А правда на какое расстояние, сможет улететь эта дыня? У амеров от двух с половиной, до трех с копейками летает. А не развалится самовар от полного заряда в сорок граммов пороха»

— Две версты, может меньше, может больше, — Пожал плечами. — Разброс будет слишком большой.

И пояснил, — Между точками разрыва будет слишком велико расстояние. Мишень может не попасть под накрытие. — По выражениям мохнатых лиц понял — говорю на китайском языке.

Объяснил еще проще. — Одна бабахнет здесь, вторая у околицы, а третья вообще за деревней… — Добавил ложку меда к их разочарованию, — не успеете прочесть «отче наш» как она (она — пушка) выстрелит тридцать раз. — Прихвастнул малость, дай бог, половину необученный расчет сможет запулить.

Если вернуться живыми и захотят остаться, я из них за зиму таких минометчиков сделаю… На тысячу шагов будут в кошелку попадать, с первого выстрела.

— Поэтому надобно ближе подкрадываться, на версту али половину и оттудова стрелить.

— Сколько людишков для неё надобно?

— Ежели на себе тащить придется — то пятеро, в телеге возить — трое…

— А что так, по-разному выходит?

Я расписал штатное расписание на расчет. — Трое носят сам миномет, двое снаряды, если телега есть тогда двоих не надобно.

Силантий мотнул гривой седых волос, подзывая «свиту» что-то им коротко сказал и четверо стрельцов весело, с матерком. Поминая — ять и буки — через слово, просто таки набросились на толпу, словно овчарки согнали стадо в некое подобие строя, из которого пинками выгнали намеченных мной артиллеристов и послали в нашу сторону. Остальных погнали прочь к выходу с полигона.

Пушкарей, пятого стрельца, Силантий поставил пред мои очи. Прошелся вдоль куцего строя, скривился как после горсти клюквы и коротко бросил, — Учи. — Заложил руку за спину и неспешным шагом, отправился в деревню.

— Силантий, погодь. — Окликнул его.

Он вытащил искалеченную руку из отворота кафтана, помахал обрубком и даже не обернулся.

— Да постой же ты, черт сивый. У меня еще одна новинка есть. — Он остановился и так же спокойно пошел обратно.

Остановился напротив, — Мефодий, почему отроки ворон считают? — Спросил с интонациями доброго дедушки, да только стрельца и пацанов, словно ветром сдуло… вместе с минометом.

Проводил взглядом, повернулся ко мне. — Молви.

«О-х… т-ь не встать. Спокойно, неторопливо, лениво, тихим голосом, два слова… Да уж из меня командир как из навоза пуля… Пугачева петь будет — Настоящий полковник… Кто же ты на самом деле?»

Я вытащил из кармана не заряженную гранату и подал ему.

Он осмотрел, покатал на ладони, — Что такое?

— Граната, внутрь сыплем порох…

Он насмешливо продолжил, — дроб али пули свинцовые, дырку затыкаем, и фитиль вставляем, запаливаем и в ворога кидаем…

Подкинул и поймал, покачал, словно взвешивая, — Полфунта будет, с порохом фунт. Мелковата твоя граната. — И протянул её мне обратно.

От его тона… Честно скажу, обидно стало… За себя. — Силантий, у тебя что, совсем крыша — ку-ку?

Удивить, нахамить и завладеть вниманием, не понял ничего и на всякий случай обиделся, уж больно тон был насмешлив. — Ну, молви… Чадо.

— Маленькая, да удаленькая, — я присел на корточки, отмерил и всыпал навеску пороха внутрь, из кармана достал запал, ввернул.

— Вот теперь, ежели дернуть вот за это колечко и бросить, она взорвется.

С её помощью можно сделать так, что тати, каковые за тобой по лесу идут следом, сами гранатку взорвут. Урон себе нанесут — кого побьет, иных покалечит, глядишь, и отстали. Можно швырнуть так, что она над главами разорвется, али под ногами и откинуть не успеют. Воды не боится, можно рыбу в озере глушить, в дождь, снег, жару, холод (ну ты и сказочник Федя!). На две сажени вокруг себя кого не пришибет, тому увечье нанесет. (Сие испытание еще не проводил)

— Дай, — И властно протянул руку.

Я вложил в раскрытую ладонь, ребристую тушку, — Зовется сия штука, ЭФ один.

— Чтой название странное, — крутил теперь внимательней рассматривая предохранительную скобу, разогнутые усики чеки и само кольцо, отрезанный от пружины и спаянный, кусок.

— По имени моему, звать меня — Федор.