Петр Заспа - Антипиранья

– В аккурат пришли. Сейчас у немцев обед и на постах пересменка. Минут десять у нас будет. Как скажу, беги к тому сараю. А там дальше увидишь траншею, ее вчера дождем намыло. Выйдем уже с той стороны поста. Он у немцев вон на той крыше. Да потише, морячок, слышимость здесь хорошая. Народу нет, шуметь некому. – Беляев несколько раз посмотрел то на часы, то на крышу, затем хлопнул Дениса по плечу. – Давай.

Они пригнулись, перебежали улицу, изрытую воронками, и спрятались за чудом уцелевшим деревянным сараем.

– Владимир Иванович, мы куда идем?

– Домой, к своим. А ты куда хотел? Я так понял, что ты свою работу в городе закончил?

– Какую работу?

– Тише, – прижал к губам палец Беляев. – Потом расскажешь. Сейчас ползи в ров. Да голову не поднимай, здесь самое опасное место.

Денис съехал в еще не высохшую от воды траншею и пополз, упираясь локтями в раскисшую глину. Сзади тяжело дышал Владимир Иванович.

– Терпи, морячок. Метров сто осталось, а там за развалинами нас видно не будет. Как башню танковую с крестами увидишь, ползи к ней. Я снизу подкоп сделал. Залазь внутрь, передохнем.

Сгоревший корпус танка стоял неподалеку, а его башня, отлетевшая в сторону, лежала рядом со рвом. Денис увидел узкий лаз и пополз к нему, втиснулся в тесную стальную коробку и осмотрелся. Оба люка были сорваны, и внутрь пробивалось солнце. Стены башни мазались черной копотью, а металлические детали, потеряв свою прежнюю форму, превратились в бесформенные оплавленные гроздья.

– Боекомплект сдетонировал, – пояснил Владимир Иванович. – Подвинься, на тайнике сидишь.

Он убрал в сторону стальную пластину и вытащил деревянный короб из-под патронов. В нем у Беляева хранился ТТ, пара обойм к нему, нож и несколько банок саморазогревающихся немецких консервов. Владимир Иванович достал из плаща документы, замотал их в тряпку и положил в тайник, затем сунул пистолет в карман.

– Давай перекусим. – Он извлек две банки и протянул одну Денису. – Путь у нас не близкий, подкрепиться не помешает. Так что ты в городе делал? Может, расскажешь? Кенигсберг – город опасный, если рисковать, так надо знать, из-за чего. Удачно сходил?

«Опять Кенигсберг», – мрачно подумал Денис.

– Владимир Иванович, какое сегодня число?

– Что, милок, заработался? Тридцатое марта нынче на дворе.

Получается, что он уже был здесь позавчера? Вчера был в Питере, а позавчера здесь. И теперь снова в Кенигсберге! Голова от таких кульбитов пошла кругом.

Он посмотрел на хитро улыбающегося Беляева и подумал: «Ситуация патовая! Как объяснить то, что и сам не можешь понять?». Доев консервированную кашу с мясом, он наконец решился:

– Понимаете, Владимир Иванович, здесь все не так просто.

Беляев сдавленно хохотнул в кулак.

– А то я это сразу не понял! Да я как тебя там у особистов увидел, так тотчас подумал, что ты такой же моряк, как и я. Болтливей нашего моряка еще поискать надо. У них же разговор только о морях да бескозырках. А из тебя слова не вытянуть было. Сначала я решил, что тебя сами же особисты и подсадили, чтобы нас послушать, а потом, когда ты от них сбежал, так сразу понял, что или из нашей конторы, или внешняя разведка. Потому что немцев я нутром чую. Хотя час назад ты меня удивил. Я уж тебя за провокатора принял. Кто же в осином гнезде по-русски болтает? Пришлось за тобой следом походить, понаблюдать. Видел, как ты от патрулей шарахался. Кстати, там, у Ершова, у тебя лихо получилось! Гипнозом владеешь?

– Скорее телепортацией.

– Это как?

Денис почесал лоб, затем затылок и, понимая всю дикость следующих слов, смущенно улыбнулся:

– Понимаете, я из будущего. Это не мое время. Я из две тысячи одиннадцатого года. Звучит странно, но так и есть.

Беляев прокашлялся и задумался.

– Я, конечно, разведчик со стажем и разные легенды для прикрытия слышал, но такую вот первый раз. Аналитики у вас с фантазией.

– Да какие к черту аналитики! Смотрите! – Денис порылся в карманах и достал сторублевую купюру.

– Что это?

– Сто рублей.

– Не наши что ли?

– Конечно, не ваши, потому что они наши!

– А почему «Москва» написано? А, понятно – царские. Здесь что-то про Банк России есть.

– Да вы год выпуска посмотрите! Тысяча девятьсот девяносто седьмой. Теперь понятно?

Беляев задумался, а Денис внимательно следил за его лицом. Вот сейчас Владимира Ивановича осенит и он от потрясения потеряет дар речи! Но его надежды не оправдались.

– Не пойму, для чего это нужно? Понимаю, немецкие марки. Мы их тоже для своих операций делаем. Бывало, и свои, советские, тоже печатали. А несуществующие деньги… не пойму.