От бессилья и осознания, что их провели, как детишек дошкольного возраста, кто-то серьёзный и злой, находившийся в рубке подлодки, открыл по лодчонке Банкина шквальный огонь из пулемёта…
Один за другим прогремели два взрыва, над подводным судном встала высокая водная стена.
– Фьорд, запускай мотор! Полный вперёд! – скомандовал Ник.
«Кошка» подошла к тому месту, где совсем ещё недавно наблюдалась хищная и элегантная подводная лодка. Теперь здесь повсюду плавали лишь какие-то непонятные обломки, окружённые со всех сторон круглыми масляными пятнами.
– Вон Гешкина посудина, кверху дном плавает, – тронул Ника за плечо Куликов, уже вылезший из своего боевого арсенала. – Фьорд, правь вплотную к перевёрнутой лодке!
Подошли вплотную. Банкина нигде не было видно. Борта и дно лодки представляли собой одно сплошное решето, как минимум пятьдесят крупнокалиберных пуль достигли своей цели.
– Эх, Гешка, Гешка, – скорбно покачал головой Куликов. – Жалко-то как! Такой отличный мужик погиб…
Руководство приказало идти в норвежский порт Берген и сдать архив Троцкого на руки тамошнему резиденту.
«Очень странное решение», – подумал про себя Ник. – «По Норвегии уже немцы вовсю разгуливают, для них эти документы – просто лучший подарок. Хотя, начальникам – оно всегда виднее. Как говорится: темней всего – под пламенем свечи…».
Решили по дороге зайти в португальский Синиш, очень уж Нику хотелось ещё раз повидаться со старой Натальей.
Пришли, встали к прежнему причалу, сошли на берег.
Стали бабушку искать – нет нигде.
Парнишка местный подбежал, залопотал что-то на местном диалекте португальского языка. Всё ясно – умерла Наталья…
Кладбище – древней не бывает. На самом его краешке притулилась скромная свежая могилка с крошечной табличкой:
«Natali Ivanova 1860–1940».
Ниже – эпитафия на испанском:
Камень коварен. Камень жесток.
И словно в страшных снах —
Маленький, хрупкий, жёлтый цветок
Плачет в её волосах…
«Иванова?», – потекли одна за другой плавные мысли. – «А ведь покойный прадедушка рассказывал, что его родная старшая сестра похоронена в Португалии. Неужели…?».
Постояли, повздыхали, помянули.
Утром отправились дальше…
Через шесть неполных суток яхта вошли в бухту Бергена.
Ник вдвоём с Фьордом находились в рубке, голые по пояс – по причине нешуточной жары. А капитан Куликов дрыхнуть изволили – по причине вчерашних алкогольных возлияний.
Красиво было вокруг: солнце запускало радугу разноцветную в зелёные волны, на берегу стройными рядами расположились симпатичные жёлто-красные домишки.
– Эй, Фьорд! – обратился Ник к норвежцу, – Посмотри, красота-то, какая!
А Фьорд глядел совсем в другую сторону.
Там, на молу пирса, стояла невысокая светленькая девчонка, а рядом с ней два пацана-погодка белобрысых, лет по восемь-десять, внимательно наблюдали за подплывающей яхтой.
– Прощай, Андреас, – пробормотал Фьорд. – «Кошку» сам поставишь, не маленький.
Не снимая штанов и ботинок, норвежец тут же прыгнул за борт и неумелым кролем поплыл к этому пирсу…
Пришвартовался Ник кое-как. Ткнулась «Кошка» бортом в старые резиновые шины, аккуратно закреплённые вдоль пирса, да и замерла послушно. Умная девочка.
«Да и мне, судя по всему, пора на Родину», – загрустил Ник. – «И девчонка своя там ждёт, Фьордовой не хуже совсем…».
Нева грустит…
И я грущу – за ней.
И в воздухе – тоска,
Да и прибудем с этим.
Бывает всяко
В розовом рассвете.
Бывает в Мире солнечных теней…
Бывает. Почему же ты грустишь,
Роняя слёзы, словно Мир закончен?
И ветер, разогнав толпу на площади,
Вдруг, прилетел к тебе.
И, я с ним – лишь к Тебе!!!
– Эй, Андреас! – громко прокричал Фьорд, обнимая жену, а на каждом его плече сидело по белобрысому мальчишке. – Всегда и везде! А козлы те сраные не пройдут никогда!
И показал на своё правое плечо, где имела место быть синяя татуировка Джузеппе Гарибальди…
– Конечно, не пройдут! – ответил Ник, показывая пальцем на своего зелёного Че Гевару, изображённого на левом плече. – Никогда!
Ранним августовским утром, перед самым рассветом, в «час волка», к «Кошке» причалила скромная рыбацкая лодка, за вёслами которой сидел ничем не примечательный дядечка: абсолютно невзрачный, среднего возраста, в потёртом бюргерском котелке на голове.
Дядечка негромко произнёс нужный пароль, после чего все двенадцать брезентовых мешков с архивом товарища Троцкого были незамедлительно перегружены в его нехитрое плавсредство.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу