Если путь от Москвы до Питера молодой император воспринимал как каникулы, то сразу по приезду в северную столицу они кончились. Правда, по дням, а местами даже часам была расписана только первая неделя, но Сергей не имел никаких оснований подозревать, что дальше все пойдет как-то иначе. Хотя, конечно, он не отказывался от мысли как-нибудь выделить денек-другой и просто поваляться на пляже, но пока до этого было еще далеко.
На следующий после приезда день, то есть одиннадцатого мая, были запланированы визит в Академию наук и посещение Кронштадта. Кроме осмотра собственно острова, Миних пригласил царя в гости – ведь его дом стоял именно там.
Надо сказать, что про упомянутую академию Новицкий почти ничего не знал. Ведь в Центре ему преподавали не вообще историю, а только то, что могло пригодиться при выполнении задания или помешать ему. Например, он знал, за кого вышли замуж все три дочери Миниха, а также где сейчас находится и что делает его сын. А вот от академиков, видимо, не ожидалось ни вреда, ни пользы, и сведения императора о них ограничивались всего тремя пунктами. Академия наук существует, ее в конце жизни учредил Петр Первый, и сидит она в Кунсткамере.
Однако практически сразу выяснилось, что полностью соответствует действительности только второй пункт. Потому как даже название Сергей знал не очень точно – официально оно звучало как «Санкт-Петербургская академия наук и курьезных художеств». И сидела она не в здании Кунсткамеры, которое, оказывается, до сих пор не было достроено, а рядом, в бывшем дворце царицы Прасковьи. Сообщил же Сергею об этом приехавший в Летний дворец его старый знакомый Лаврентий Лаврентьевич Блюментрост, который, как выяснилось, был ее президентом. При виде этой фигуры Новицкому тут же захотелось немедленно учинить какое-нибудь курьезное художество, на основании чего потребовать приема в академики, но он сдержался и просто вежливо поздоровался.
В ответ Блюментрост осведомился о состоянии императорского здоровья. Молодой человек, усилием воли преодолев порыв ответить «не дождетесь», пояснил, что чувствует он себя великолепно, ни болеть, ни тем более умирать совершенно не собирается, чего желает и уважаемому Лаврентию Лаврентьевичу и просит проводить его в академию, а там объяснить, что к чему и зачем.
Так как до места было около километра, туда не пошли, а поехали – президент в открытой пароконной коляске, а царь с небольшой охраной – верхом.
Прибыв, Сергей первым делом оценил сам дворец. А ничего так, по размеру примерно с его Лефортовский, то есть почти трехэтажный. Почти – это потому, что вместо первого этажа тут был хоть и высокий, но все же полуподвал. Однако выглядел дворец даже хуже Меншиковского, расположенного неподалеку, и чуть ли не каждым свои кирпичом взывал о капремонте.
Понятно, подумал Новицкий. Похоже, после Петра Первого эта академия даром никому не нужна, и терпят ее исключительно по инерции и точно так же выделяют средства. Но движение по инерции может бесконечно продолжаться только в безвоздушном пространстве, а на грешной же земле быстро затухает, что мы здесь и видим.
Почему-то Блюментрост захотел первым делом показать коллекцию образцов, но Сергей сказал, что вообще-то ему более интересны люди, и попросил перечислить наличный состав академиков с кратким пояснением, кто чем занимается.
Уже на третьей фамилии император почувствовал, что теряет всякие остатки доверия к своему собеседнику. Потому как тот заявил, что Леонард Эйлер занимается какими-то непонятными вычислениями – кажется, имеющими отношение к астрологии.
«Сам ты к ней имеешь отношение, – мысленно фыркнул Сергей. – А Эйлер – выдающийся математик и астроном». Правда, чем именно он прославился, молодой император был не в курсе, но точно знал, что это научная звезда первой величины.
Потом президент дошел до Даниила Бернулли, который, оказывается, и пригласил Эйлера в Петербург, в чем сейчас раскаивается. Потому что даже жалованье и то часто задерживается, а денег на научные исследования не выделяется вовсе.
«Ну и ни хрена же себе, – подумал царь. – Оказывается, и Бернулли сейчас тоже здесь!»
Дело было в том, что Новицкий знал, чем он вписал свое имя в историю: кинетической теорией газов. И законом имени себя, из коего следовало, что с увеличением скорости потока газа или жидкости давление в нем уменьшается. На этом принципе работает карбюратор, а уж его-то устройство в свое время детально изучалось в Центре.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу