Алексей Кулаков - Промышленникъ

Говоря все это, хозяин юридической конторы добродушно улыбался. И с той же улыбкой пожаловался на самого князя – дескать, такими темпами у него в конторе ни одного родственника не останется.

– Насмотрелись на Геннадия и тоже возжелали самостоятельного дела.

– Что, все сразу?

– Пока только Виктор, старшенький мой.

– Я подумаю. А по поводу вашего племянника – небольшое поручение у меня для него все же есть. Так что сегодня, в восемь вечера, я жду его на своей квартире.

Александр немного помолчал и начал излагать последнее поручение для стряпчего:

– Вениамин Ильич, помните, я просил вас узнать о баронессе Вительсбах?

– Ну как же! Софья Михайловна, ежели я только не ошибаюсь?

– Нет, все правильно. К моему глубочайшему сожалению, я так и не узнал ее нынешнего местообитания. Принадлежащий ей особняк в городе продан, в поместье сидит управляющий, который утверждает, что свою хозяйку не видел столько же времени, сколько и я. Ренту он пересылает на именной счет в один из банков, как и отчеты о своей деятельности. Какой именно банк – он говорить отказался категорически, ссылаясь при этом на указание своей хозяйки.

Лунев озадаченно покашлял и осторожно пообещал сделать все, что только в его силах. А заодно попросил, если это возможно, уточнить, по какому именно поводу князю Агреневу вдруг понадобилась давняя знакомая.

– Не так давно я узнал одну новость. Неожиданную, но вполне приятную, и очень хочу обсудить ее с баронессой. Очень!

Мужчина размеренно махал метлой, не отвлекаясь на прохожих, время от времени мелькавших у него перед глазами. Мысли его текли ровно, настроение было хорошее, как и полагается в выходной день, – и даже очередное дежурство «по метле» совершенно не тяготило. Всего-то делов – раз в две недели навести порядок рядом с крыльцом да притащить жене воды для уборки в подъезде.

Шух-х-шух-х, шух-х-шух-х…

Когда мести оставалось всего ничего, гибкие прутья метелки хлестнули по смутно знакомым валенкам. Порядком уже истрепанным и поношенным, но все еще крепким – разве что подошвы не мешало бы наново кожей подшить, старая совсем уж поистерлась. Подняв голову, Мартын тут же заулыбался.

– Ну здорова, брат! Смотрю, в дворники подался?

– Федька? Здорова, я бык ты корова! Ты когда приехать должен был, а? Пехом, что ли, добирался?

– Не, я, как все белые люди, на чугунке [4]. Слушай, вон те двое за мной от первых домов идут, и поглядывают как-то нехорошо. И сами они мужики подозрительные. Да ты чего ржешь-то?

«Мужички» в форме заводской охраны как раз подошли поближе. Но увидев, что приезжего встретили и даже обняли, тут же потеряли к нему интерес и, развернувшись, пошли в обратную сторону.

– Потом скажу.

Орудие недавнего труда моментально было забыто – какая уж тут метла, когда родная кровь в гости припожаловала! Похлопав друг друга по плечам, два брата от души обнялись, после чего старший забрал из рук младшего что-то среднее между котомкой и простым узелком и повел того в свою обитель на втором этаже. Первое, что сделал Федор, оказавшись в прихожей, так это в матерной форме позавидовал жилищным условиям, в которых приходилось ютиться его старшему брату. Между делом сравнив его замашки с господскими – это ж додуматься надо, специальная вешалка для шубеек!

– Ты бы еще для каждого сапога по отдельной полке сколотил!

Получив от старшого легкий подзатыльник, мужчина тут же исправился, громогласно и очень вежливо пожелав здоровья хозяйке, несколько отвыкшей от простых деревенских нравов. А заодно (можно сказать – оптом) и племянникам с племянницами. Разумеется, сразу после того, как они сами первыми поприветствовали дядьку. Гостя раздели, указали, где рукомойник (опять в отдельной комнате!), после чего так основательно накормили-напоили, что у Федора не осталось никаких сил удивляться дальнейшим чудесам. Пять комнат, новая мебель вроде угловато-массивного шкапа или кроватей, странная кухонная утварь, стены двух комнат, оклеенных полосами бумаги с затейливым рисунком, – все это молчаливо кричало о том, что брат Мартынка вполне успешно зарабатывает и на хлеб, и на толстый слой масла сверху. Или мяса. А еще от этого неслышного вопля у младшего брата начали гореть уши – до того сильно брала досада, что посмеялся в свое время над посулами вербовщиков. К вечеру и уши, и душа мастерового Людиновского паровозостроительного более-менее успокоились, поэтому первую четверть часа начавшихся посиделок он передавал хозяевам приветы от родни и многочисленных знакомых. Затем прошелся по новостям и видам на урожай (хреновым, если честно), отчитался на тему, кто родился или умер (среди все той же родни и знакомых), и только после этого перешел к важной для себя теме.