Андрей Дай - Столица для поводыря

Не очень понятно, а потому подозрительно звучала та часть послания, в которой Куйчам выражал недоумение по поводу необходимости присутствия крупного, по тамошним меркам, русского воинского контингента в Чуйской степи. Мол, две великие империи давно живут в мире и согласии, так чего же опасается томский амбань? Зачем крепость с пушками и целая армия кавалеристов? Это он, как я понял, о казаках. Хотел уже было сесть писать ему ехидный ответ. Что-нибудь вроде того, что, мол, у вас в Синьцзяне такая каша варится, что брызги кипятка и до нас долетают… А потом Герочка коварно так поинтересовался, а не намерен ли я здесь, в Сибири, еще и МИД империи заменить? И если вдруг да, так где у меня тут двери, чтобы он мог сойти с этого сумасшедшего носителя…

Улясютайский наместник был более лаконичен. Просто и даже не слишком любезно, извещал меня, что царь Высокого государства разрешил в порядке личной инициативы торговать с осажденными в Кульдже циньскими властями. А потому предлагал мне немедленно оповестить торговых людей своей губернии, что в столице Илийского края достаточно чая, шелка и серебра, чтобы вызвать интерес купцов. Китайцы же заинтересованы в поставках продовольствия, пороха и оружия. В случае же, если достаточно отважных и предприимчивых торговцев у нас не сыщется, наместник сообщал о возможности отправки караванов в Синьцзян из Монголии. Видно, в Кульдже дела обстояли настолько плохо, что маньчжуры были готовы даже заплатить двойную таможенную пошлину, только чтобы не допустить падения осажденной повстанцами цитадели.

И лишь последним абзацем, буквально в двух словах, цзянь-цзунь сообщал, что пекинское правительство официально разрешило торговлю китайских подданных в свободной экономической зоне в урочище Бураты.

Пока изучал послания, пока обдумывал, куда переслать эти документы, – в Омск или сразу в столицу, и что бы этакого написать в сопроводительной записке, бессознательно крутил в руках подарок томской юродивой. И очень удивился, когда один из купцов вдруг залопотал, залянькал и заханькал что-то по-своему, указывая пальцем на поблескивающий у меня в ладошке опал.

– Уважаемый Сяй говорит, что лишь сильный человек может владеть таким камнем, – заторопился переводить похожий больше на татарина, чем на китайца, толмач. – Иными камень владеет сам! По древней легенде, такая драгоценность даже однажды спасла Китай.

– Очень интересно, – равнодушно выговорил я, досадуя, что пожилой торговец оторвал меня от размышлений.

– Уважаемый Сяй говорит, что осажденные в последнем оплоте китайцы подарили такой камень предводителю завоевателей и тот больше так и не смог оторвать взгляд от волшебного мира, заключенного в драгоценности. Его армия была разбита, а он сам умер от голода.

– Могу отправить его предводителю бандитов, что ныне стоят под стенами Кульджи, – хмыкнул я. – Только сомнение в эффективности такого способа вести войну останавливает меня.

Глава делегации снова заговорил, и вскоре я услышал перевод:

– Уважаемый Сяй опечален. Он говорит, что теперь другая война и другие камни. И если эта драгоценная вещь – единственное, чем Высокое государство готово помочь несчастным обитателям Кульджи, то они уже обречены.

– Другое время, другая война, – кивнул я. – Только люди все те же.

Полностью готовый всеподданнейший отчет все равно продолжал называться черновиком. Потому что с января месяца порядок подачи такого типа документов был в империи изменен. Теперь, прежде чем бумаги, размноженные на копии, попадут на стол государя императора, наследника и председателя комитета министров, их обязан был просмотреть и внести правки генерал-губернатор. Мне в общем-то все едино, только так случилось, что к ноябрю месяцу кресло Западно-Сибирского наместника оказалось вакантным. Прошение Александра Осиповича Дюгамеля об отставке вдруг было императором удовлетворено, однако имя нового омского начальника так и не было названо. Странно это как-то. Странно и тревожно. Словно черные грозовые тучи на горизонте, которые невесть куда может занести.

Кстати сказать, обычно замещающий Дюгамеля генерал-лейтенант Панов тоже был как-то вдруг снят с должности военного губернатора области сибирских киргизов и причислен к Генеральному штабу. Сама же область разделена примерно пополам. На Акмолинскую – перешедшую под управление оренбургских властей, и Семиреченскую – присоединенную к вновь создаваемому Туркестанскому наместничеству. Генерал-губернатором в Ташкент был назначен генерал-лейтенант Михаил Григорьевич Черняев.