Андрей Валентинов - Нуар

– Прорекаю, господин поручик. То, что мы сейчас видим – амба. Врангель продержится в Крыму до ноября, на Дальнем Востоке будут драться еще два года, но это уже агония. Большевизия победит, хотя и не во всемирном масштабе, и будет править… Да, еще семьдесят один год и сколько-то там месяцев. Сосчитай сам – до декабря 1991-го.

Поручик покачал головой.

– Злой ты человек, Родион! Ох, злой! Семьдесят один год, да. Пообещал бы двадцать, что ли… Постой, так ведь это у Нострадамуса было! Чего-то там задрожит, восстанет новый Вавилон, презренный город будет расти благодаря всяким мерзостям, а продлится все это, дай бог памяти… Семьдесят три года и семь месяцев, да. Если считать с разгона Учредилки, как раз и выходит… Фу, ты, а я уже испугался! Подумал, а вдруг ты и правду, того…

– «Говорили в народе друг другу: что это сталось с сыном Кисовым? Неужели и Саул во пророках?» Да зачем нам пророк, Липка? Неужели с самого начала неясно было? После того, как в ноябре 1917-го профукали Москву, я не просто понял, прочувствовал. Там бы один регулярный батальон справился, как в 1905-м. Пленных не брать, патронов не жалеть – вот и вся тактика. Только батальона на месте не оказалось.

По небу, в густой весенней синеве, неслышно плыли белые облака. А над Москвой тогда висели тяжелые серые тучи. Снег, дождь, снова снег… Как бездарно продули! У будущих «красных» не было ничего, кроме необстрелянных работяг и непохмеленых дезертиров во главе с великим полководцем Колей Бухариным. Пушки, нацеленные на Кремль, наводили профессор астрономии на пару с австрийским военнопленным. И все равно победили. «Белая гвардия, путь твой высок…» Сапожники!..

– Ты, значит, после Москвы, – раздумчиво проговорил Липка. – А я вот раньше… Погоди-ка!..

Он стащил с головы фуражку и вновь выглянул из окопа. Повертел головой, присел, вернул фуражку на место, не забыв сдвинуть ее на затылок.

– Какая-то сволочь роится. По виду точно нестроевые, то ли обозники грабить собрались, то ли расстрельная команда по наши души… Так вот, Родион, я все понял еще в марте, после «великой бескровной», когда Государь отрекся. Не потому, что я монархист. Я не за царя, я за Империю. Разница, я тебе скажу, большая…

Я оторвал пальцы от ноющей скулы, полюбовался пятнышками присохшей крови. Молодец Липка! Самое время и место для политологических диспутов. Империю ему подавай!..

– То есть, Фёдор, ты бы согласился, если Россия осталась бы империей без Императора? Как нынешний Германский Рейх без Вильгельма? С сохранением органических законов, административного устройства и всех основ государственности, включая Табель о рангах?

Поручик поглядел изумленно, открыл рот, снова закрыл. Наконец, выдохнул:

– Der Teufel soll den Kerl buserieren! Soll das alles buserieren!  [42]Родька, да мне в жизнь так не сформулировать. Конечно, конечно!..

Слышать из его уст «тойфеля» да еще вкупе с «Родькой» мне еще не приходилось. Видать, и вправду задело.

– Наши монархисты – слюнявые идиоты. Только и могут, что Николашку оплакивать, от которого, между прочим, сами и отреклись, да. Скоро даже из, прости господи, Александры Федоровны святую сотворят, вот увидишь. Личности вторичны, главное – принципы. Если бы большевики восстановили Красную Империю, я бы за оружие не взялся. Служил бы где-нибудь письмоводителем, а расстреляли бы – значит, судьба. Но в том-то и дело, что эта сволочь строит никакую не Всемирную Коммунию. Сознательно, инстинктивно, даже не знаю, но они возвращают Средневековье – самое настоящее Московское царство. Два века нашей имперской истории они просто отменили!

Собравшись с силами, я встал, прислонившись затылком к холодной земле. Липка наверняка понимает, что боец из меня сейчас никакой. Вот и тешит байками. Дать приказ, чтобы уходил? Не послушает, голубая остзейская кровь.

– Ну, Московское царство. И что? Это, Липа, все равно лучше, чем Махно или какая-нибудь Кронштадтская республика. А если уж, извини, в самые глубины нырять, то до Петра государство было державой русского народа, а не компании космополитов, присягнувших престолу.

Поручик, взглянув укоризненно, вновь снял фуражку, пружинисто вскочил, выглянул. Смотрел на этот раз недолго, не более секунды. Вернувшись на место, вздохнул:

– Русский народ – это мы с тобой, Родион. И наши товарищи, живые и мертвые. Нас и наших предков Империя вылепила и в печи огненной обожгла, да. А остальные – только глина под ногами. Из глины этой большевики наскоро налепили големов…