Андрей Валентинов - Нуар

Все верно. «Я когда-то умру – мы когда-то всегда умираем». Если буденовцы обратят внимание на контуженного офицера, то конец командировке. Жаль, я рассчитывал еще побарахтаться. Авось, Липке повезет, он из тех, что зазря не пропадают.

Можно закрывать глаза…

Топот все ближе, уже слышны крики, веселое бесшабашное гиканье. Болью плеснул ушибленный висок, перед глазами поплыли неровные желтые пятна-облака. Я попытался напомнить себе, что ничего страшного не случится – и случиться не может. Встану из кресла, сниму шлем, зафиксирую время. Потом выпью кофе, часок полежу на диване, глядя в потолок… А затем сяду за работу. Для того, все, собственно, и задумывалось.

Вот они! Черные тени, остро пахнущие конским потом. Земля дрогнула, ушла куда-то вниз.

Земля посыпалась за воротник, я замер, стараясь не дышать. Кажется, там, наверху, остановились. Наверняка смотрят вниз, разглядывают недвижные тела в серых шинелях с золотыми погонами.

– Охрименко! Охрименко, щучий сын!.. А ну стрельни в того, у кулемета которой.

В меня?!

После второго выстрела я решился выдохнуть. Не в меня, в другого. Кто-то из моих сослуживцев умер не слишком убедительно.

– Поспешаем, товарищи! Поспешаем!.. Об остальных пехтура побеспокоится… Вперед!..

Снова топот копыт, но уже тише, дальше, глуше. Глаз я пока не открывал. Вдруг «пехтура» уже рядом? Историю Новороссийской катастрофы я помнил неплохо, но в мемуарах и на страницах научных трудов все-таки присутствовала какая-то логика. В жизни все оказалось иначе, обернувшись бессмысленным кровавым хаосом. Никто даже не пытался обороняться всерьез. Куда там горемычному, тысячекратно оплаканному 1941-му! Тогда, по крайней мере, был Вермахт, а здесь какая-то вшивая Рачья и Собачья, на треть состоящая из наших же пленных. И войск у нас больше, и пушек, и огнеприпасов. Генералов-лампасников целый полк наберется, все важные, с усами до ушей.

Значит, так нам и надо! Воевнули, чем бог послал.

Я и прежде не слишком сочувствовал «белым». Готовясь надеть шлем, искренне думал остаться в стороне от всех этих бессмысленных подвигов. Чистый лабораторный эксперимент, практическая эвереттика. Не вышло, и поздно жалеть. Проредить коммунистическую сволочь в любом случае тоже полезно. Карму улучшает.

– Родион! Эй, ротный… Родька!..

Ага, Липа нарисовался. Можно открывать глаза.

– Может, до ночи досидим, – неуверенно предположил Федор. – Вдруг у краснюков до нас руки не дойдут? Что за интерес в куче трупов рыться? Они сейчас в Новороссийск спешат, так сказать, за дуваном, да.

Мы устроились у входа в ближайшую «лисью нору» – узкий неровный лаз, вырытый вровень с дном окопа. Двоим там, конечно, не поместиться, но если начнут «зачищать», даже самая хитрая лиса не спасется, ни в окопе, ни в норе. Пальнут пару раз – и штыком для верности двинут.

Пока наверху было тихо. Воспользовавшись нежданной передышкой, Липка нашел в чьей-то кобуре еще один «наган» и сейчас неторопливо, с истинно немецкой обстоятельностью приводил оружие в порядок. Фуражка тоже нашлась – и теперь красовалась на законном месте. Я же просто смотрел в небо. Синева, легкие перистые облака, черные росчерки птичьих крыльев… Еще одна весна, для меня – уже третья в этом маленьком уголке Мультиверса. Восемнадцатый, девятнадцатый, двадцатый…

– Только бы транспортов в порту хватило, – Липка, уложив револьвер в кобуру, поглядел вверх. – Хотя при нынешней негритянской бордели я уже ни на что не надеюсь. Родион, ты у нас пророк. Так прореки, утешь, да.

Утешить поручика было нечем. Транспортов не хватит, из Новороссийска сумеет вырваться хорошо если каждый третий.

– Нет, серьезно! – Фёдор встал, резким движением оправил шинель. – Я, Родион, человек очень наблюдательный, да. Знакомы мы с тобой где-то год, и за это время ты успел заработать репутацию даже не Кассандры, а я уже не знаю, кого. Нострадамуса, наверно, да. Про тебя говорят, будто ты раньше в разведке у генерала Алексеева служил, но даже если так… Ясновидцев туда, что ли набирали?

Все верно, Липка – парень неглупый, а я не всегда вовремя прикусываю язык. Отшутиться? А собственно, зачем?