Андрей Валентинов - Нуар

Под самым ухом кашлянул воскресший страх. Ад оставался адом, не отпуская и не позволяя забыться. Забыться – забыть. Он вернулся сюда, пусть даже во сне, и преграда, мешавшая вспомнить случившееся, начала понемногу таять. В этой комнате был художник, в соседней, дальше по коридору – девушка. Она не походила на тень, даже смогла ему ответить, но разговора не получилось. Она лишь сказала… Сказала…

…Не вспоминай! Ничего, ничего не вспоминай!

Он так и не понял, чьи это слова: ее – или его собственные. Дождавшийся своего часа страх ударил прямо в сердце, растекся бледным туманом, гася сознание. Мельком, самым краешком вспомнилось, что и это было, он не выдержал, заскользил в безвидную бездну, но все-таки сумел удержаться на самом краю, зацепиться. Вокруг был тусклый немой ад, однако внутри он все еще оставался самим собой – живым человеком с живой памятью. Достаточно прикрыть глаза, постараться вспомнить что-нибудь хорошее, радостное – и немедленно откроется дверь в покинутый им мир. Он воскреснет, пусть всего на час, на минуту, на малый миг.

Самое-самое… Девушка в поезде Рига – Минск, экспедиция в Сухой Гамольше, подъем на Мангуп под проливным дождем.

Скорее!..

Нет…

НЕ ВСПОМИНАЙ!!!

И тогда он ударил лицом прямо в обступившую его черную пелену. На крик уже не оставалось сил, из горла вырвался хрип…

– …Все хорошо, Рич. Ты уже проснулся…

Серая предутренняя тьма, лицо склонившейся над ним женщины, тихое теплое дыхание, ее ладонь на щеке.

– Да, – выдохнул он, прогоняя черные клочья, все еще кружившиеся перед глазами. – Проснулся. Или снова заснул. Не важно.

– А что важно?

Прежде чем ответить, он слизнул кровь с губы, провел пальцами по черному шелку ее ночной рубашки, попытался улыбнуться.

– Важно, что до утра есть еще пара часов, Мод. Их можно потратить как угодно – снова заснуть, выкурить папиросу в кресле, постоять у окна. А можно отдать полностью на твое усмотрение… Я кричал? Сильно?

Женщина коснулась губами его виска, где острой болью бился пульс.

– Ты просто сказал: «Не вспоминай!» Очень громко, как будто скомандовал. Тебе снился настоящий сон настоящего шпиона, правда?

– Нет.

Он присел, вытер ладонью мокрый лоб, глубоко вдохнул теплый безвкусный воздух.

– Уже который год не могу понять, зачем ты надеваешь ночную рубашку? Это же сколько мороки! Встать, найти, определить, где какая сторона…

– Долг порядочной женщины, – в полутьме он все-таки смог разглядеть ее улыбку. – В Штатах семейные пары только так и спят, привыкла… Рич, мне тоже снятся кошмары, могу дать лекарство, оно у меня здесь, в сумочке.

– Нет, – повторил он. – Это не кошмар. Мне просто напомнили. Знаешь, что такое ад?

На губы легла знакомая ладонь, но Ричард Грай отвел ее руку.

Встал.

– Это к вопросу, где я был все эти месяцы. Тебе придется докладывать, верно? Ад – это полутемный коридор, откуда нет выхода. Время там реально, ты чувствуешь каждый час, каждую секунду. Бессмысленная скучная Вечность… Но можно уйти в отпуск. Надо лишь постараться вспомнить кусочек своего прошлого, и ты проживешь его заново. Потом, к сожалению, приходится возвращаться.

Женщина тоже встала, прошла к столу, налила воды из графина.

– О таком я докладывать не стану, Рич… Вот, выпей, не волнуйся, это не коньяк.

– Спасибо.

Вода лилась по подбородку, он помотал головой, с трудом сглотнул.

– Понимаешь, это не воспоминание, ты действительно оказываешься там, в прошлом. Но только в своем настоящем мире, этот я увидеть не смог, хоть и очень пытался. И другие не смог. Только свой кусочек Мультиверса.

Она села рядом, взяла его руки в свои, ткнулась носом в щеку.

– Другие? Бедный Рич, зачем тебе так много миров? Нет-нет, говори, что хочешь, до рассвета еще есть время. Но ты мужчина, ты можешь потом пожалеть, что тебе попался внимательный слушатель. Ты привык быть сильным и циничным…

– А сейчас я слабый, – человек негромко рассмеялся. – Мод, именно сейчас я сильный. Говорить такое вслух не так и легко… Итак, ты возвращаешься. Вокруг все, как раньше: коридор, тусклые окна, призраки. Но ты уже другой – тот кусок жизни, где ты побывал, полностью стерт. Его уже не вспомнить, по крайней мере, в этом аду. И ты становишься прозрачнее, это очень хорошо заметно, когда смотришь в зеркало…

Женщина провела губами по его лицу. Ричард Грай вздрогнул, прикрыл глаза.

– Да… Смотришь на себя – и видишь кусок стены в старой побелке… Пугаешься, меряешь шагами коридор, а потом снова принимаешься вспоминать, уходишь в прошлое, возвращаешься. Тебя все меньше, ты все больше походишь на призрак, а вместо памяти – черное Ничто. Но даже не это самое страшное. Хороших страниц в жизни мало, их перелистываешь очень быстро. Потом идет обычная текучка, ты ее тоже листаешь – и тоже стираешь напрочь. И остается страшное, жуткое, позорное – то, что ты и рад бы не помнить. Это и есть адский выбор, Мод. Пережить заново самое плохое в своей жизни – или бродить призраком по проклятому коридору. Ты пытаешься держаться, считаешь дни, считаешь шаги. Но потом все равно уходишь – из ада в ад.