Религиозные чувства своих спутников я уважал, но… теперь, когда мы плыли выручать Юльку, когда всё было настолько всерьез, я не хотел играть в такие вещи. Особенно после той ночи.
– Мой Бог – Бог Ревнитель, и не желает он, чтобы у меня были другие боги перед лицом Его, – ответил я, цитируя, как мог, первую заповедь. Которая, между прочим, в этих краях прозвучит еще не скоро.
– Понимаю, – с уважением отозвался Иттобаал, а капитан и вовсе ничего не ответил. Он вообще попался мне неразговорчивый. Я даже не был точно уверен, как его зовут – команда называла его «старшим на корабле» или просто «старшим», по-угаритски Раббу-Анийи или Раббу. Было то имя или должность – да какая, в сущности, разница? Так его называли, и мне этого было достаточно. В конце концов, «Иттобаал» – это тоже целая финикийская фраза, переводится «с ним Ваал» или «с ним господин». С ним и был его бог Ваал, с ним был и его царь Мальки-Адад, чье имя тоже имело свое значение («мой царь – Адад»). В этом мире границы между именами и прочими словами, и между словами и явлениями были вообще довольно прозрачны и условны…
Поужинали мы на скорую руку, вяленым мясом и уже довольно черствым хлебом, попили вина. Я попытался вернуться к обсуждению завтрашних планов, но Иттобаал сказал что-то вроде «завтра будет виднее» и стал готовиться ко сну в тесноте маленького домика – караван-сарая финикийских мореходов. А я вышел к берегу подышать и полюбоваться закатом.
Волны с мощным шуршанием накатывались на песчаный пляж, совсем рядом темнела туша нашего корабля, а над горизонтом багровели закатные облака. Завтрашний день не обещал быть ясным. В другой части неба, над горами, уже бледнел тоненький серп месяца – буквой С, значит, «стареет». Совсем уже состарилась луна, скоро новолуние.
Вода была уже по-осеннему прохладной, но все равно захотелось искупаться. Морская вода мне обычно проясняет мозги, особенно такая – прохладная, бурная. Выгребая на берег, пытаясь нащупать в прибое дно под ногами, я уже не переживал. Владыки моря и луны, говорил Иттобаал… ну что ж, он прав. Владычица Библа нам точно не союзница – а вот море наше. И ночь может быть нашей. Выцарапать Юльку на ночную морскую прогулку, пока луна не выросла, пока не видно ни шиша – и ходу, на веслах, в полной темноте. Иттобаал тут все знает, он и ночью корабль проведет. Помогите нам, влады…
Так, что это я, языческим божествам молиться начал? Ну точно, с кем поведешься… Хотя… Верит ли в них сам Иттобаал – еще вопрос. Он признает наличие в мире сил, неподвластных человеку, он старается на них повлиять, так не то же ли самое делаем и мы? Не приносят ли в том, другом моем времени жертвы Господину дизайна в виде евроремонтов или Владычице душ наших у психотерапевтов? А уж все эти выборы-выборы, кандидаты – жрецы, избиратели – бараны? Жертвы идолу вертикали, алтарю власти, призраку демократии? Просто так надо, чтобы было, как у людей. Ну, а тут – свои владыки. Другие слова, другие понятия – а по сути похоже.
– Ты хорошо плаваешь, – с удивлением сказал мне Иттобаал, когда я вылезал на берег. Оказывается, он следил за моими процедурами. – Я и не знал, что на Цафоне так умеют плавать! – добавил он, подавая мне какой-то кусок холста, чтобы вытереться.
– Да брось ты про Цафон, – ответил я, – мы из Москвы. Сам я из Сокольников.
– Мос-кеба или Цафон – откуда знать нам имена ваших гор? Но разве подле Москебы есть море?
– Нет, ответил я, – поэтому мы сюда к вам и приехали. Но немного не рассчитали со временем.
– Я не понял твоих слов, Вестник…
– Неважно, Иттобаал. Кстати, зовут меня Веней. Бен-Ямин на вашем языке. И вообще, не в именах дело. Ты тут говорил… в общем, мы можем вытащить Йульяту под каким угодно предлогом из города на берег моря? Безлунной ночью?
– Безлунной?
– Именно безлунной. Или нет, лучше, чтобы был тоненький месяц, чтобы была совсем новая луна…
Иттобаал молчал долго, и его бронзовое в закатных лучах лицо не выражало практически ничего. Но мне было видно: он расслышал вопрос. И у него, возможно, есть даже ответ…
– Вестник… Бен-Ямин… ты можешь подать ей знак? Ты можешь сообщить ей, что должно говорить жрецам?
В глубинах моего походного рюкзачка еще болталась пара бумажек из «прошлой» (а на самом деле будущей) жизни – чья-то визитка, проспект турфирмы и всякое такое. Паспорт я оставил в гостинице, за три тысячи лет после. И ручка моя еще не иссякла.
– Кажется, да. Я могу начертать такие письмена, которые поймет только она.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу