Михаил Фёдоров - Пиар по-старорусски

– Ну что, милейший, – сказал он домовому, – пора бы и расплатиться.

Авессаломыч теперь напоминал собаку, побитую боготворимым хозяином. Как же так – он со всей душой, а его так бесцеремонно мордой да в собственную лужу! Маленького домового даже стало трясти. Но делать нечего, карточный долг – долг чести. Это правило все чтут свято, и люди, и нечистые. Он покорно склонил голову… И Вася ему влепил!!!

Не зря, эх не зря Василий Николаевич Зубов занимался в юности боксом и тяжёлой атлетикой. И, став старше, поддерживал физическую форму занятиями в тренажёрном зале. Жим лёжа двести двадцать кило – это вам не хухры-мухры! От Васиного щелчка домового отбросило, словно от удара пули крупного калибра. Он отлетел в сторону, ударившись при этом головой о бревенчатую опору. С потолка посыпалась какая-то труха, а дубовое бревно загудело, как набат. За дверью послышались шаги. Это задремавший было страж решил взглянуть – что мешает ему спать. Надо сказать, что спать он готов был всегда, даже сейчас, средь бела дня. Дверь была оборудована по всем тюремным правилам: окошко с «кормушкой», запиравшееся снаружи. Послышался скрежет ключа – надзиратель открывал окошко… К тому времени оглушённого домового Вася засунул под печку, велев сидеть тихо и не забывать, что он обязан получить ещё дюжину щелчков, а поэтому чтоб не смел сбегать. Авессаломыч и не думал об этом. Он с ужасом представлял, чего ему будет стоить выплатить весь карточный долг.

Стражник открыл окошко, осмотрел камеру. Потом открыл дверь и обошёл все углы.

– Что у тебя тут было – упал, что ли?

– Не знаю делов, начальник – куражился Вася, подражая своему краснопиджачному знакомому, – я спал, никого не трогал, ничего не видел…

Потоптавшись немного, стражник ушёл, не забыв прикрыть за собой дверь и окошко. Вася вытащил из-под печки оклемавшегося домового.

– Ну что – продолжим, – сказал он нечисти, делая зверское лицо, – готовь лоб!

Авессаломыч встал на колени:

– Вася, Христом Богом, то есть тьфу, честное домовое, сделаю всё, что захочешь, помогу чем смогу, только прости долг!

– Нет, мелочь пузатая, – ерепенился Вася, – ты меня не пощадил, и я тебя не пощажу. Однако ж я не зверь – по одному месту бить. Показывай, где у тебя ещё не болит – туда и щёлкну!

– Везде, Вася, болит, – заплакал Авессаломыч, – ты ведь сильный очень. Не бей, Вася, я тебе золота принесу!

– Купить хочешь? – гордо сдвинул брови Вася. – Не получится. Не продажный я!

– Ну Васенька, назначь свою цену. Всё сделаю, всё выполню. Только не бей!

– Хорошо, – сказал после некоторого раздумья Вася, роняя в душу (или что там у нечисти вместо души?) зёрна надежды, – я, возможно, прощу тебе половину (Авессаломыч затрепетал), или даже весь (бурная радость) долг, но ты должен (напряжённое ожидание), ты должен… ты должен помочь мне сбежать отсюда.

Авессаломыч сник. Такого ещё не бывало, чтобы домовой помогал чужаку против хозяина своего дома. Но получать по лбу Васиными железными пальцами тоже ой как не хотелось! Домовой лихорадочно искал выход.

– Вася, это такое дело… небывалое. Я не могу сам принять такое решение, мне надо посоветоваться с товарищами.

– Что? – сразу посуровел и поднялся с места Вася.

– Но я буду на твоей стороне – сразу заторопился домовой, – и сумею убедить наших, чтобы они тоже приняли твою сторону.

– Ну смотри, Авессаломыч, – сказал Вася, – не сумеешь убедить ваших, бойся. Должок!

– Всё будет в ажуре, Вася, – уже совсем успокоился домовой, понимая, что по меньшей мере отсрочки выплаты долга он добился. А там видно будет! Ночью наших соберу!

Наступила ночь. Авессаломыч выбрался из-под печки, подошёл к двери и дунул в замочную скважину. Извне послышался длинный стон, потом как будто упало что-то тяжёлое.

– Всё, – самодовольно сказал домовой, – теперь он до утра не проснётся.

Обычная наглость сразу вернулась к нему. На нём даже шерсть теперь топорщилась как-то особенно дерзко. Казалось, он уже поверил, что удастся избежать Васиных щелчков. Правда, когда его взгляд падал на Васю, он немного съёживался.

Авессаломыч подошёл к печке, наклонился и свистнул в поддувало. Оттуда поднялось облачко золы.

– Сейчас придут, – сказал он.

Некоторое время стояла тишина, потом послышался шорох. Из-под печки показалась мохнатая ручонка, пошарила по полу. И вот на свет вылез ещё один домовой – почти точная копия Авессаломыча, только ростиком чуток повыше, да шерсть седая.