Дмитрий Дюков - «Рядом с троном – рядом со смертью»

Тут на память пришли мои мучения со стилом да пером и, окрикнув плотника, попросил его обождать с уходом. Позвав Лошакова, опросили его на предмет нахождения у красильников карандашного камня, за которым он был в своё время послан.

– Добыл я с полпуда. Отдал Ждану, он теперича заместо казначея да головного ключника, – доложил исполнительный Иван.

После небольшой суматохи у наших ног лежала рогожа с кусками графита. Я же втолковывал Савве, как из двух щепок заготовить палочки с выемкой, после соединения которых в отверстие требовалось закладывать толчёный, перемешанный с клеем минерал.

После такого удачного ускорения прогресса в эволюции письменных принадлежностей мы с Тучковым отправились к гончарам осматривать образцы глины. Представленная горшечником порода смотрелась на мой малоопытный взгляд вполне пригодной. Однако перемешать сырьё с карандашным камнем и изготовить горшки Иван брался к следующему лету. Остолбенев от таких сроков исполнения заказа, я стал требовать объяснений такому саботажу.

– Глину выморозить накрепко надобно, – растолковал мне нюансы гончарного дела мастер. Примешивать углеродную добавку он предполагал перед самой ручной лепкой тиглей.

– Так дело не пойдёт, – выдал своё резюме донельзя странный малолетний угличский князь.

Стало ясно, что для начала хоть какого-либо производства стали необходимо обзавестись глиномешалкой и простейшим формовочным прессом. Что означало новые задания плотникам и кузнецам и новые страдания Ждана по утекающему серебру.

Наступил сентябрь, в полях вокруг Углича крестьяне заканчивали уборку урожая. Мне ощутимо казалось, что, судя по датам, вроде погода должна быть чуть теплее. Озарение пришло, как всегда, внезапно – исчисление тут явно шло по другому календарю. Вспомнив про празднование нового и старого года, решил, что разница возможна до четырнадцати дней. Промежду прочим учитель Семён сообщил, что начался очередной, сотый год.

– Почему сотый? – не понял я такого летоисчисления.

– Сем тысяч да сто лет прошло от сотворения Господом мира, – пояснил подьячий. – Сотый же говорят для краткости.

Насколько я знал от служащих мне литвинов, у них всё ещё продолжался год тысяча пятьсот девяносто первый. И в таком годовом счёте мне было ориентироваться удобней.

– Может, лучше считать года от рождения Христова? – спросил я у Семёна.

– Как паписты? Даже мыслить о том не смей, так и дни восхочешь считать по-латински, буллу нечестивого папы Григория исполняя, – предостерёг меня от грешных мыслей наставник.

– Вроде их календарь правильней, – что-то такое брезжило в моей памяти, о преимуществах григорианского учёта високосных годов.

– Что?!! Покайся отцу своему духовному, исповедуйся немедленно, епитимью на тебя по малолетству малую наложат, – от такого святотатства Головин еле сдерживал себя в руках. – Константинопольским собором осуждено такое еретическое календарное устройство, ибо мочно таковым образом совершить великий грех – день Святой Пасхи неверно исчислить. Даже неведением совершённое эдакое греховное дело прямиком душу нечестивца в ад отправит.

Быстро дав согласие совершить в ближайшее время покаяние, мне удалось прекратить теологический диспут. Далее разговор перешёл на систему счёта и обучение ей. Учитель уже вполне представлял удобства вычислений по предложенной мной методике и грезил составлением обучающего трактата об арифметике. Полностью поддержав эти начинания и пообещав помощь с покупкой бумаги и пишущих принадлежностей, а также с наймом переписчиков в ближайших монастырях, я перевёл разговор на более практические нужды.

Перепись земель уезда для их обложения налогом затянулась, писчики, посланные поочерёдно в одно и то же место, доставляли разные сведения, да и учёт приёма натуральных оброков и податей в кладовые стоило усовершенствовать. К этому времени меня уже ознакомили с простейшим счётным приспособлением того времени – раскладываемыми по полям разноцветными камешками. На мой взгляд, внедрение в княжескую бухгалтерию более привычных мне арабских цифр, простых счётов и приходно-расходных книг было делом первоочередной важности. Из всех рационализаторских предложений Головину совершенно не в диковинку оказались счёты, подобного вида инструмент он уже видел у какого-то купца в Москве.

Давая наставления очередному плотнику, коих над моими разными задумками работало уже пять человек, я пытался по памяти скопировать образ неоднократно виденного мной в прошложизненном детстве приспособления для сложения и вычитания.