Артем Рыбаков - Вернутся не все! Разведывательно-диверсионный рейд (сборник)

После ночного – так было меньше шансов попасть под обстрел – рейда к линии обороны снабженцам дали передохнуть пару часов. Большинство рядовых, впрочем, считали, что это больше связано с боязнью загнать лошадей, нежели заботой о личном составе.

– Фон Шойбнер, вставай! – С трудом разлепив воспаленные веки, Клаус увидел сидящего на корточках перед его повозкой фельдфебеля.

– А-а-а-ага, – даже не делая попытки сдержать зевок, ответил он, но не вскочил, а просто повернулся на бок. Лицом к непосредственному начальству. Однако на подобное нарушение Устава прежде рьяно-строгий фельдфебель никак не отреагировал.

– Пойдем, Клаус, я тебе новую железку отыскал.

– Какую? – Понять спросонья, о чем говорит начальник, у Шойбнера не получилось.

– Пулемет. Твой-то сейчас к русским вернулся, как мне кажется. А нам предстоит дальняя дорога, причем, по слухам, в тех краях русские разбойники тоже пошаливают. И даже очень. Некоторые говорят, две или три кавалерийские дивизии прорвались.

– Вы уж меня извините, но я до сих пор понять не могу, почему мы отступаем? – спросил Клаус, плеснув себе в лицо пару горстей воды из ведра, стоявшего прямо у колеса повозки.

Плащ-накидка на телеге зашевелилась, и оттуда показалось недовольное лицо лейтенанта Цоллера. Непонятно, кто к кому прибился, транспортники к пехоте или наоборот, поскольку лейтенант командовал взводом, от которого осталось восемь человек, но пока он был самым старшим по званию в их «таборе».

– Да чего тут гадать, Шойбнер? – точно так же, как и сам ездовой пару минут назад, зевнув, протянул офицер. – Русские нас перехитрили. А кое-кто в штабах забыл про опыт войны с гереро [111], точнее, «лампасники» забыли, что у черномазых не было гаубиц.

– А при чем здесь Африка? – удивился Клаус.

– «Истребители», – лейтенант употребил кальку с русского слова вместо привычного «ночные разбойники», – заставили почти все наши войска собраться в опорных пунктах. Естественно, там, где сплошной линии обороны не построили. Ну а потом в дело вступила артиллерия. Вот, собственно говоря, и все.

– А что, неужели в штабах об этом не подумали? – под неодобрительным взглядом фельдфебеля спросил Клаус.

– Я бы мог рассказать о многом, о чем в штабах не подумали, но, пожалуй, не буду. А то еще боевой дух упадет, а господину фельдфебелю вас воспитывать потом, паникеров, – хохотнул лейтенант. – Ладно, валите отсюда, спать мешаете!

Приказ начальника – закон для подчиненных, и фельдфебель с гефрайтером зашагали по пыльной улице куда-то на северную окраину деревни.

– Маркус, а ты что думаешь по этому поводу? – Пять засад, столько же обстрелов и бесчисленное множество километров пройденных дорог вполне позволяли вне строя обращаться к фельдфебелю по имени.

– Не слушай молокососа, Клаус. Одна звездочка на погоне, а уже генералом себя считает. Гереро вспомнил, так его за ногу! И у черномазых не было ни танков, ни авиации. А на войне, Клаус, всякое случается. Французы, между прочим, тоже нашим танкистам неплохо накидали в сороковом, ну и где те французы теперь?

– Значит, ты считаешь, что ничего особо страшного не случилось?

– Да конечно! Сам прикинь, на сколько мы русских потеснили за последние два месяца и на сколько они нас сейчас. В школе ты, я уверен, в отличниках ходил, так что пятьсот и пятнадцать сам сравнить сможешь.

– Но ведь мы отступаем… – не сдавался Шойбнер.

– Да, а еще на войне убить могут, или, если в пехоте служишь, ноги натрешь… Давай ты шибко умным будешь, когда на плечах «шнурки» [112]появятся?

Пулемет Клаусу на этот раз достался совершенно другой модели – ручной, на сошках, со здоровенным плоским блином магазина сверху. Никаких возражений, что он этот лязгающий агрегат видит впервые и, как из него стрелять, не знает, фельдфебель не слушал, а стоило фон Шойбнеру продолжить возмущаться, просто прикрикнул на него.

Перед самым выходом очередной незнакомый офицер сообщил, что дорога в этот раз предстоит дальняя – необходимо было отвезти почти на полсотни километров, к Демидову, неходячих раненых. При погрузке оказалось, что основную массу пассажиров составляют не «свежие» пострадавшие, а в основном те, кому ампутировали какую-нибудь конечность. В повозку Клауса посадили пятерых безногих и двух безруких.

– Обер-канонир Дольмар, Андреас, – представился один из безруких, выделявшийся на фоне остальных отсутствием выражения глубокого уныния на лице.