Артем Рыбаков - Вернутся не все! Разведывательно-диверсионный рейд (сборник)

– Не притворяйтесь… товарищ шпион! – Последние слова лейтенант произносит по-русски.

Раз! – И я разжимаю пальцы правой руки.

Два! – Мысок моего правого сапога нежно массирует тестикулярный аппарат фельдфебеля, машинально сопроводившего глазами падающий предмет.

Три! – Опустив ногу, я прыгаю вперед и по хоккейному «бортую» начинающего скрючиваться фельдфебеля.

Удачно, однако, я в него врезался, закинув на стол, – немец так и лежит в позе буквы «зю», но пистоль, зараза, не отпустил. Ну и хрен с ним. Инерцию я погасил как раз об стол – только бедро легонько ушиб. Злобно сграбастав «парабеллум», я от всей души крутанул его, калеча кисть фельдфебеля и одновременно вооружаясь.

Что в творении господина Люгера хорошо – так это прикладистость и целкость, которые нивелируют даже безумно раздражающий меня прыгающий перед глазами при стрельбе рычаг запирания! Посадка стоявшего у двери автоматчика на мушку заняла едва ли больше секунды – он даже нормально в мою сторону развернуться не успел.

Грохнуло, и ноздри мои ощутили благодатный в этой ситуации запах горелого пороха. Второй выстрел – больше для надежности и нагнетания обстановки, я и в первый раз попал хорошо – почти точно в центр груди. Вторая пуля тоже легла недалеко.

Настало время для «второй части марлезонского балета». Резко присесть, затем лечь плашмя… И вот они – ноги начальника в изрядно запыленных сапогах. С полуметра я и на ощупь бы не промахнулся! Две девятимиллиметровые пули, по одной в каждую ступню, – весьма надежное средство для выведения кого бы то ни было из игры. Вдобавок из-под стола открылся неплохой вид на нижнюю часть тела второго автоматчика, который уже очухался и пытался засечь меня. Экономить этого типа никакой нужды не было, так что я со спокойным сердцем выпустил пару «подарков» ему в низ живота и пах.

«Спасибо тебе, интуиция!» – это чувство, пожалуй, было основным в настоящий момент. Все так же лежа на спине, я сменил оружие на собственный вальтер и весь обратился в слух – пропустить момент, когда на огонек заглянут новые гости, очень не хотелось. А то, что они появятся, – к бабке не ходи. Не полицаи, так немцы. И если первые могут-таки отпраздновать труса и вместо ликвидации супостата сделать ноги, то во вторых я просто уверен – придут, никуда не денутся. Прислушиваться немного мешал воющий от боли лейтенант, но тут уж ничего не поделаешь – очень мне было интересно, где случился прокол.

Но произошедшего в следующую секунду я, честно говоря, не ожидал. Да и ожидать-то не мог. Где-то за столом, в моей «мертвой зоне», раздался утробный рев, после чего я заметил быстрое смазанное движение, и на меня рухнул… стул! Хороший такой, надежный деревенский стул. И тут рефлексы сработали против меня – в правой здоровой руке у меня был пистолет, поэтому я по привычке попытался закрыть голову левой, за что и поплатился. Боль была такая острая, что у меня в прямом смысле этого слова потемнело в глазах, а потому я пропустил атаку нового противника.

Представить, что вальяжный интеллигентный Акункин, словно одержимый, бросится в бой? Не, не, не… Я с наркотиками не дружу!

Выскочив из-за стола, этот тип с размаху попытался запинать меня ногами! И надо сказать, довольно удачно. По крайней мере, по бедру он мне прислал довольно неплохо. Хорошо еще, что не по тому же, которым я в стол впечатался, а то приобрел бы я к однорукости еще и хромоногость! Дальше, правда, развить успех бургпредседателю не удалось – ножки у болезного заплелись. С небольшой моей помощью в виде хитрого зацепа.

Но даже упав, Акункин попытался добраться до моего горла. Прям как в старинном фильме про Ильича. Только что не кричал визгливо: «За яблочко его, за яблочко!» Вместо этого местный голова крыл меня по матушке, причем причудливо мешая русские и немецкие слова. Конструкции вроде «ферфлюхте твою мать» в другое время, наверное, развеселили бы меня, но не когда на горизонте маячила схватка в партере с разъяренным мужиком, превосходящим меня минимум на одну весовую категорию. Вот и пришлось прекратить эту феерию самым грубым образом – то есть спустив курок.

Прострекотавшая вдалеке длинная, патронов на тридцать, очередь показала, что все еще далеко не закончено. Я с трудом выкарабкался из-под тела бургомистра и, поднявшись на ноги, ударом по голове успокоил уже потихоньку приходившего в себя фельдфебеля. Его командир пока был целиком занят своими проблемами, так что единственное, что я сделал, так это освободил болезного от ствола. За окном меж тем разгорелась нешуточная перестрелка – в деле участвовало как минимум два десятка винтовок и парочка пулеметов.