Олег Таругин - Танкоопасное направление. «Броня крепка!»

Вот он и писал. Самое смешное, что пользоваться простым карандашом оказалось не так и просто. Тупился, гад, быстро, а порой и ломался, приходилось подтачивать, благо особист об этом позаботился, оставив на столе самодельный нож с деревянной рукояткой. Похоже, и вправду доверяет. Но вот карандаш Захарова откровенно убивал. В школе он использовал чернильную ручку, на политзанятиях в армии и на институтских лекциях – уже шариковую, вот и привык, что карандаши исключительно для рисования или черчения. А тут – исписать полтора десятка листов! Еще и бумага – полная туфта, чуть ли не газетная, надавил чуть сильнее – и все, дырка готова! Когда закончил, пару минут даже массировал одеревеневшую кисть. Бегло просмотрел исписанные листы – вроде все нормально. Вот только почерк… почерк определенно был не его. Интересно, это что, некая мышечная память того, чье тело он занимает? Или как там подобное ученые называют? Видимо, так и есть. Хотя ему это только на руку, у особиста вполне могут оказаться документы, написанные Красновым еще до обмена сознаниями. Если так, значит, повезло.

Закончив и закурив из оставленной лейтенантом пачки, Дмитрий задумался. Так, к чему еще могут прицепиться? Знание немецкого оружия? Даже не смешно, с лета сорок первого воюет. Трофейные документы? А что должен подумать командир Красной армии, увидев портфель вражеского офицера в немалых чинах? Разумеется, что внутри нечто важное, не зря ж за ним охотится целая немецкая разведгруппа. Почему не отдал документы лейтенанту Гвоздеву? А вот тут – хренушки вам! Это кто, собственно, сказал, что он не отдал? Может, и отдал, а тот назад вернул, когда остался в прикрытии, а ему приказал уходить? Короче говоря, тут все чисто, ни с какой стороны не подкопаешься. Да и нормальный мужик этот смершевец, вовсе не похож на тех, какими показывали сотрудников особого отдела в кинофильмах девяностых. Явно не «кровавая гэбня», убившая «пиццот мильенов невиновных»…

– Закончил, танкист? – по земляным ступенькам торопливо спустился помянутый особист. Бегло проглядел несколько исписанных листов.

– Молодец, разборчиво. В школе, наверное, отличником по чистописанию был.

Аккуратно собрав листки, спрятал их в полевую сумку:

– Потом просмотрю. Посиди в землянке, отдохни. Можешь спать, считай, свободное время. Только наружу пока лезть не стоит, договорились?

Дмитрий кивнул.

– Папиросы тебе оставляю, вода в ведре в углу. Если захочешь по нужде, у входа боец стоит, проводит. Да, и вот еще что, держи, лейтенант, – на стол легла его портупея, глухо брякнула о доски явно не пустая кобура.

– Личные вещи и документы завтра получишь, некогда сейчас. Отдыхай, танкист, – и вышел, оставив Захарова в недоумении. Похоже, что-то новое. Нет, за то, что доверяет, – спасибо, конечно. Но вот спешка ему определенно не нравится. Неужели снова что-то изменилось на фронте?

Пожав плечами, десантник проверил кобуру. Да нет, тут все честно, его пистолет, номер знакомый. И обойма полная. Хмыкнув, Дмитрий положил портупею на лежанку и вновь уселся за стол. Да, странно как-то…

Выкурив еще одну папиросину – самое страшное, он, похоже, начал привыкать к дрянному табаку из прошлого, – завалился на лежанку. Ну, а что еще делать? Разве что подвести краткие итоги. Итак, он снова на войне, как, собственно, и стремился, ежедневно зависая в «Танковой схватке». А то, что война больше не виртуальная, его даже радует. По крайней мере здесь он снова на своем месте. Тогда, много лет назад, Дмитрий так и не сумел окончательно вернуться из Афгана, навсегда оставшись в непокоренной горной стране. Так, быть может, хоть эта война вправит ему мозги, и он сумеет найти свое место в жизни? Пусть даже и здесь, в далеком прошлом?

Заснул Захаров на удивление легко, чего с ним давно не случалось. А вот проснулся… Неприятно просыпаться, когда сначала под тобой подпрыгивает лежанка, а затем в лицо обильно сыплет выбитой близким взрывом трухой и просочившейся между разошедшимися бревнами перекрытия землей!

На чистых рефлексах скатившись с нар, Дмитрий ошалело огляделся. Заполненная пылью землянка освещалась лишь неверным, скачущим светом опрокинувшейся набок «летучей мыши». Несколько секунд десантник завороженно смотрел на судорожные вспышки залитого керосином фитиля: одна, две… все, погасла окончательно. Помещение погрузилось в темноту; впрочем, ненадолго. Снаружи оглушительно бахнуло, взметнулась занавешивающая вход плащ-палатка, и внутренность на миг озарилась коротким всполохом. Ощутимо приложило по ушам, в нос шибануло знакомой тухлятиной сгоревшего тротила. Ого, совсем рядом рвануло! Похоже, не мина, а полноценный артобстрел…