Роман Юров - «Як» – истребитель. Чужая судьба

Горящий «Мессершмитт» с траурной лентой дыма перечеркнул небо и уткнулся в землю, оставив на месте падения черный клуб дыма. Это зрелище подействовало на летчиков второй эскадрильи лошадиной дозой допинга. Они начали действовать гораздо агрессивней, напористей. «Мессерам» же, наоборот, соседство двух советских истребителей над головой явно не понравилось. Они потихоньку стали оттягиваться на запад.

– Атакуем! – Земля вновь рванула навстречу. Виктор вдруг увидел косые изломы немецких траншей, черные воронки от бомб. Ему даже показалось, что он разглядел уцелевших вражеских артиллеристов, что, задрав голову вверх, наблюдали за боем. На фоне снега также проступили два серых хищных силуэта «мессеров», принялись расти в размерах. К сожалению, немцы тоже видели их заход и красиво уклонились. Вновь навалилась перегрузка, и вместо «мессеров» впереди оказалось лишь голубое небо и командирский «Як».

– Горит, сука. Есть! – Виктор услышал радостный голос Быкова, его перебил отчаянный вопль штурмана второй эскадрильи. – Лешка, слева, слева ниже. Отбейте! Отбейте! Твою мать… Лешка, живой? Лешка…

Земля вновь косо перечеркнула фонарь кабины и потянулась навстречу. Показалось улепетывающее звено «мессеров», летящие за ними две пары «Яков». Третья пара советских истребителей отходила на восток, вслед «Илам». За ведущим самолетом тянулся белесый шлейф вытекающего топлива.

Разогнанные за счет высоты, Саблин с командиром принялись настигать четверку «мессеров».

– Первый, слева выше пара. Идут на нас. – Виктор увидел приближающиеся, выкрашенные в желтый цвет, коки немецких самолетов.

– Бросаем. – Шубин отвернул под атакующих немцев. Те проскочили выше, и командир боевым разворотом потянул наверх, надеясь, что немцы тоже развернутся. Не развернулись. Видимо, потеря второго самолета окончательно подорвала боевой дух вражеских летчиков, и «Мессершмитты», дымя форсируемыми моторами, удирали на запад.

На обратном пути Виктор плевался и ругал сам себя. «Мессер» был как на ладони, и начни он стрелять чуть пораньше, то наверняка бы сбил его или очень сильно искалечил. Желание сбить врага, как и Шубин, в упор, оказалось ошибочным…

Первым садился Быков. Заходил он очень уж осторожно, и Виктор подумал, что пробитым бензобаком дело не ограничилось. Так и оказалось. Скорее всего, еще была повреждена и тормозная система, потому что капитанский «Як» долго катился по полосе, пока не замер, уткнувшись в сугроб. Остальные сели без проблем.

На разбор приходили довольные, преисполненные чувства выполненного долга. Вид удирающих врагов радовал и дарил уверенность в собственных силах. Тем неприятней ударили слова командира:

– Дерьмо, тута. Взаимодействие ни к черту. Почему, тута, позволили немцам сразу захватить инициативу? Ну и что, что их больше? У тебя, тута, было три пары. Это силища! – разносил Шубин комэска. Тот стоял белый от злости и сквозь зубы оправдывался. Шубину его оправдания были неинтересны.

– Управление, тута, где было? Одни вопли по радио. И еще, я не понимаю, зачем было атаковать противника в лоб.

– Я его сбил в лобовой! – Быков выпятил челюсть.

– Сбил, – согласился Шубин, – и тут же подставился другому. И еще, зачем ходить в лобовую, когда преимущество у нас и бой на чужой территории? Я такого, тута, не понимаю.

Быков угрюмо молчал. Командир смотрел на него, зло перекатывая желваки.

– Значит, так! Сейчас повторим этот бой на земле. Первая эскадрилья за немцев, «Илов» опустим. Хотя нет, Кот, иди, будешь «Илов» изображать, на них заход был…

Пока летчики собирались, Шубин буркнул стоящему рядом Виктору:

– А ты тоже тютя. Какого хрена при первой атаке оторвался? Надо было ко мне впритирку идти, чтобы одновременно бить. И потом, чего, тута, со стрельбой тянул? Ты же стрелок хороший? Подарил немцу три секунды, и все. Эх, Витька…

Наступила весна. Дыхнуло теплом и чем-то приятным, радостным. Снег съежился и растаял, открывая жирный чернозем. Дороги превратились в непроходимое болото, полк завяз в грязи, ожидая, когда же подсохнет полоса.

Виктор шел по стоянке, стряхивая с сапогов налипающую квашню и матеря погоду. Дождь с утра размочил землю, и любое перемещение превращалось в едва ли не заплыв по грязи. Настроение было паскуднейшим, а необходимость идти куда-то в непогоду из-за сущей ерунды его отнюдь не улучшала. На стоянке было безлюдно – все, кто мог, давно попрятались в теплых палатках, и он грустно заозирался, пытаясь высмотреть фигуру инженера полка. Увы, безрезультатно. Вдалеке уныло маячил часовой, а вокруг были лишь вновь отстроенные капониры. Старые, сделанные из снега, приказали жить еще в самом начале весны, и весь полк в аварийном порядке буквально слепил из грязи новые. Тогда же перебрались из затопленных землянок в палатки. На всякий случай он пошел проверить свой самолет. Его «двадцатьчетверка» выглядела уныло. Побелка с истребителя почти смылась, исчезая подобно снегу с полей, и теперь камуфляж представлял собой причудливо-уродливый гибрид. Обнаружив сидящую под крылом на брезенте парочку, подошел. Услышав шаги, парочка отпрянула друг от друга, и он узнал Олю и Соломина. Увидев его, Оля вспыхнула и отвернулась, в руках у нее мелькнул букетик подснежников. Соломин скривился и скорчил зверскую физиономию, давая понять, что Саблин тут явно лишний.