Андрей Колганов - Жернова истории 3

Наверное, я умру неисправимым романтиком. Когда в начале века до меня дошли слухи о находках на территории России, первым делом я начал собирать слухи сии из чистого любопытства. Затем, когда некоторые свидетельства показались мне заслуживающими доверия, загорелся мыслью перепроверить их. И – началось!

Двенадцать лет жизни и все немалые сбережения истрачены мною в экспедициях, полных лишений и опасностей. Жена моя от меня отвернулась, родные и близкие дружно сочли опасным чудаком. Но хватит лирики. Результаты, полученные мною, смею надеяться, заслуживают внимания, и от них может произойти немалая польза Отечеству. Буду краток.

Самые первые, и, как потом оказалось, самые легкие находки сделаны мною на Среднем Урале в районе мелких притоков Вишеры, в междуречье Вишеры и Чусовой. Несомненное рассыпное месторождение обнаружено на речке Большой Колчим от ее среднего течения до горы Колчимский Камень. Оно, прямо скажу, не слишком богато, но там получены образцы отменного качества, едва ли не превосходящие лучшие из известных. Место сей находки может быть отыскано по следующим приметам: следуя вверх по Вишере от поселка Вижаиха, известного своим металлургическим заводом, можно достичь сельца Колчим, стоящего близ устья названной реки. А далее надо лишь подняться на два десятка верст по сей реке. Не сомневаюсь, что дальнейшие поиски в окрестностях Вижаихи могут принести и новые открытия.

Другое перспективное место лежит примерно в 110–120 верстах к северо-востоку от Архангельска, вблизи Белого моря, по течению реки Золотица, верстах в 50–60 от побережья. Хотя усилий моих оказалось недостаточно для отыскания коренного месторождения, но отдельные находки в речных отложениях и характер геологического строения местности, наличие там соответствующих пород, заставляют думать, что я был на верном пути.

Более всего, однако, меня занимают перспективы самого, пожалуй, глухого угла нашего Отечества – а именно, Иркутской губернии в той ее области, что населена якутами. Я решился предпринять туда три экспедиции, стоившие наибольших страданий и лишений, так же после сообщений о занимательных находках, опубликованных местным краеведом. Но проделанная работа стоила тех жертв, коих она потребовала. Левый приток реки Вилюй в среднем ее течении – река Марха и ее собственный приток Далдын, и правый приток Вилюя, расположенный выше по течению – Малая Ботуобия, — настолько многообещающи, что у меня нет ни малейших сомнений, куда должны быть направлены дальнейшие усилия.

Дело, впрочем, осложняется не только неустроенностью края и донельзя суровой природой. Налицо настороженность, отчужденность и даже чуть ли не враждебность туземного населения. Настроение якутов сразу менялось, когда они узнавали о цели наших поисков. Над ними довлеют, по всему видно, какие-то местные суеверия. Однако же – вот парадокс! — именно якут-проводник нашел великолепный экземпляр карбонадо, очевидно, никак не соотнося этот темный камушек с обычным обликом сего минерала.

Дело даже не в отдельных находках, хотя они с несомненностью подтверждают мои слова. Там едва ли не повсюду встречались мне свидетельства сходства геологического строения сих мест с известнейшими в мире месторождениями. Судя по результатам геологической съемки местности, стоило бы продолжить поиски и значительно севернее реки Далдын, в бассейне реки Оленёк.

К сожалению, не зря у нас говорится, что нет пророка в своем Отечестве. Когда со своими находками показался я в Горном департаменте, геологические светила высмеяли самое намерение искать в обследованных мною местах, объявив найденные мною пиропы обыкновенными гранатами, а кимберлит – столь же банальным энтрузивным туфом. Мои же собственные сравнения найденных образцов с теми, что хранятся в минералогической коллекции, заставляли упорствовать в своем мнении. Однако меня встречала лишь глухая стена непонимания. И даже два отличнейших образца кристаллов из бассейна Вишеры нимало не поколебали скептицизм ученых мужей! Они готовы были, в угоду своим замшелым теориям, отрицать очевидное!

Теперь же дело моей жизни и вовсе грозит сгинуть безо всякой пользы. Вернувшись в прошлом году на Урал, я подхватил сыпняк. Пока валялся в бреду, кровавая усобица охватившая землю нашу, сделала свое черное дело. Нанятые мною рабочие разбежались, запасы экспедиции разграблены, коллекция образцов и взятые пробы расточены неведомо куда. Сам же я изнурен новою болезнью, и уповаю теперь единственно на то, что мое письмо тебя достигнет, и труды мои не пропадут втуне. Коли Господь попустит мне выжить, заклинаю…