Борис Батыршин - Коптский крест

Однако чем ближе подъезжал Семенов к дому своего знакомого-педиатра, тем больше сомневался. Еще и суток не прошло после идиотской истории с Никоновым, когда Олег Иванович сломя голову метался по переулкам вокруг Курского вокзала, пытаясь отыскать беглого лейтенанта; еще не успела улечься досада на самого себя и острое сожаление о том, что не хватило мужества сказать въедливому лейтенанту правду и – как знать? – заполучить тем самым бесценного союзника. И вот теперь Семенов ясно понимал, что может повторить прежнюю ошибку, только результат будет совсем уж непоправимым.

А потому, переждав первый взрыв возмущения Каретникова, Олег Иванович прямо заявил старому приятелю: «Макар, извини, я понимаю, поверить в это почти невозможно. Но в тот раз мы с тобой побывали в самом что ни на есть настоящем прошлом, и мальчик, которого ты пользовал, родился на самом деле в одна тысяча восемьсот семьдесят третьем году, за два года до начала Балканской войны. Можешь орать на меня сколько угодно, но если хочешь убедиться, что я не морочу тебе голову, пошли, я немедленно приведу тебе самые убедительные доказательства».

И вот теперь двое приятелей шагали по Москве восемьдесят шестого года. Каретников озирался, все еще не веря своим глазам, а Олег Иванович устало думал, что вот опять он не смог предусмотреть всего, что надо было, заранее… а уж чего было проще – предложить приятелю зайти к ним в квартиру – в ЭТУ квартиру, на ЭТОЙ стороне – и привести себя в надлежащий вид! Благо сложением мужчины напоминали друг друга, и Каретникову вполне подошла бы сюртучная пара спутника.

– Вот что, Макар, давай-ка поедем куда-нибудь, посидим, поговорим, – прервал наконец Семенов восторги друга. – А то, право слово, на нас уже извозчичьи лошади оборачиваются.

Самыми известными из московских трактиров с русской кухней, еще с царствования Николая Первого, были «Саратов», трактир Гурина и два егоровских. Но в шестьдесят восьмом году приказчик Гурина, Тестов, перекупил один из егоровских заведений; на стене нового, роскошно по тому времени отделанного дома появилась вывеска с аршинными буквами: «Большой Патрикеевский трактир». А внизу, эдак неприметно: «И.Я. Тестов». Позже к вывеске прибавились герб и надпись: «Поставщик высочайшего двора». Публику Тестов потчевал русским столом. И петербургская знать, и даже великие князья, случалось, являлись из северной столицы, чтобы откушать тестовского поросенка, ракового супа с расстегаями и знаменитой на обе столицы гурьевской каши – сам владелец трактира непременно рассказывал почетным гостям, что каша эта никакого отношения к конкуренту его, гуринскому трактиру, не имела, а была изобретена неким Гурьевым.

Вот у этого знаменитейшего на всю Москву заведения и высадила пролетка Олега Ивановича с его гостем. Горячий сезон у Тестова начинался обычно в августе, когда помещики со всей России свозили своих отпрысков в московские учебные заведения. Считалось прилично напоследок отобедать с детьми у Тестова или в том же «Саратове». Теперь же, в начале июля, публики в кабинетах было немного; пустовали и две огромные залы, где многие первостатейные московские купцы имели свои столы, которые до условленного, всем известного часа никем не занимались. Так что приятели последовали в один из кабинетов по правую сторону залы; Каретников озирался несколько затравленно, явно стесняясь своей неуместно яркой ветровки и бейсболки.

Встретил их солидных лет половой, натуральный патриарх своего цеха: в белоснежной рубахе, борода чуть ли не белее льна, он выжидательно замер перед гостями, украдкой шепнув что-то подручным мальчишкам-половым:

– Чего желаете-с, господа? Балычок давеча подвезли, с Дону. Янтарный, прямо просвечивает! С самого Кучугура. Так степным ветерком и тянет…

Олег Иванович с иронией глянул на обалдевшего от такого приема Каретникова – наверное, оба приятеля вспомнили бессмертный булгаковский балык у «Грибоедова» и расхохотались. Прежнюю натянутость как рукой сняло:

– А вели-ка нам графинчик водочки… и закуски, чтобы было на что посмотреть. И не забудь еще белорыбки с огурчиком…

Седовласый мэтр понятливо кивнул:

– Прямо манность небесная, господа, а не белорыбка-с. Икорка еще имеется, белужья, парная… Паюсная, если пожелаете, ачуевская; калачики есть чуевские, поросенок с хренком…

– Ну ладно-ладно, уж хватит искушать, поди там… Нам тут с коллегой поговорить надо. Так что уж устрой, друг любезный, чтобы подали нам закуски поскорее, да и не беспокоили с полчасика, а там уж можно и поросеночка. Да смотри мне, чтобы розовенького, корочку водкой пусть смочат, чтоб хрустела!