Каюр (СИ)

Предстоящее существование в качестве лузера со всеми составляющими и сопутствующими. То есть: терапия и наблюдение, отсутствие интересной работы, психическое прозябание, социальные домогательства ретивых служб.

Да и вообще, какой темы мысленно ни коснусь, тут же она оборачивалась скверной и становилась фобией.

К тому времени, как я стал способен к такой интроспекции, глубокие глюки под действием химии и терапии сошли на нет, метастазы ада перестали меня доставать. Однако не факт, что их больше не будет.

Кто-то счастливо умер, кто-то несчастно жив - поневоле позавидуешь тем, кто успел отвязаться от этой жизни до Рубежа.

Однако более всего меня страшил Моравский. Страх пред ним рациональному объяснению не поддавался, что-то непостижимое присутствовало в этом ужасе. Я понимал: Каспар догадывается, что я в изоляторе. И как только меня выпустят, постарается вычислить, под чьей личиной я от него прячусь. И опять депрессировать.

По выходе из карантина меня поселили в первом корпусе, где мне уже приходилось жить.

Пациенты поглядывали на меня со сдержанным любопытством: таково было отношение ко всем новичкам. Я не был для них Торопецким, угодившим в эти коридоры повторно, иначе любопытства с их стороны было бы больше. Гарин, например, даже мне не кивнул, хотя в ту продлёнку мы с ним часто общались.

Дежурная сестра предложила мне один из пустующих номеров около лестницы, но я, увидев, что угловая комната тоже свободна, выпросил ее себе.

Соображения на этот счет были следующие. Во-первых, вместо соседа слева у меня была стена с окном. Во-вторых, окон было два - на юг и на запад, что было существенно с точки зрения безопасности. В-третьих, через четыре номера от моего была комната Гарина, который еще не успел выписаться. Гарину и прочим "старикам" я мог доверять. В отличие от новичков, среди которых Каспар только и мог затесаться.

На двери комнаты справа висела табличка с ником ее обитателя: Круль.

Полдня я пролежал на кровати, запершись на два оборота, прислушиваясь к голосам и шагам в коридоре, хлопанью дверей. За полчаса до обеда ко мне постучалась медсестра и подала пластиковый стаканчик, в которой болталась пара пилюль.

Столовая была на первом этаже. Как бы то ни было, а питаться надо. Я сделал над собой усилие, чтобы встать, но не пошевелился. Будет подозрительно, сказал я себе, если окажусь затворником. Каспар меня быстро вычислит. Я сел. А еще: как я сам его вычислю, если буду сидеть взаперти? Я встал и побрел к двери. Держась у стены, я спустился. Приходилось все время себя подстегивать.

На раздаче стоял мулат - цветные тела ненадолго входили в моду. Его длинные волосы были сбиты в толстые колтуны. Почему я раньше его не видел? Новенький? Страхи нахлынули на меня, ужасы, дреды. Я вспомнил, что когда-то дредами называли такие вот патлы. Я осторожно покинул столовую и вернулся к себе. Потом успокоился, додумавшись утомленным умом, что Каспар не мог оказаться в кухонной обслуге. Вечером мне удалось поужинать и немного поспать.

Однако к полуночи я проснулся.

Голова была на удивленье свежа, я этим обстоятельством попытался воспользоваться, задумавшись о мотивах Каспара. Я перебрал в памяти всё, что касалось наших с ним отношений. Благодаря недавней инсталляции кое-что я помнил неплохо. Однако ничем, кроме как наркотическим помутнением, объяснить его смертный поступок не мог. Если этот бросок с самолёта - случай спонтанный, явление разовое, то чего ж я боюсь? Но странно, его потусторонняя угроза, что он опять придет за мной, и мы спустимся глубже в бэд, имели для меня больший вес. И этот ужасный ребенок. То, что это всего лишь посмертные глюки, синтетический сон под воздействием "клемантинки", успокоения не приносило.

Возможно, депо что-нибудь выяснит. Я пожалел о том, что расследование летальных случаев на территории лазарета не ведутся. Пока истечет срок пребывания в госпитале, со мной все что угодно может произойти.

Я заметался по комнате, стараясь по возможности не шуметь. Подпер дверь тумбочкой, чтоб никто не вошел внезапно. Открыл створки обоих окон, чтобы эвакуироваться, если агрессор ворвется в дверь. Под окнами был газон. Я выглянул в одно, потом в другое окно. Ни одного газонокосильщика в пределах видимости.

Движение несколько сняло возбуждение. Я поставил стул на равном расстоянии от обоих окон, сел и стал ждать.

Он знает обо мне больше, чем я о нём, так как имел доступ к моему личному делу. У него преимущество в информированности и какой-то отчаянности. Надо принять превентивные меры. В противном случае он меня рано или поздно настигнет. В очень противном случае снова отправит в бэд.