Каюр (СИ)

- Ну же, брат, не упрямься. Вместе мы будем сила. Ничто нас не сомнет!

Однако его предложение вновь повергло меня в непреодолимый ужас.

- Нет-нет-нет! - вскричал я и даже, кажется, руками взмахнул, и стебелёк выпустил.

- Что ж, не смею задерживать, - сказал он. В голосе его я прочитал сожаление. - Айм сорри...

Он разжал руку.

Надо полагать, я тут же умер от удара о твердь. База даже боли не зафиксировала. Однако падение помню, было оно долгим. Ветер свистел в ушах. Вопли звучали. А потом все прекратилось в один момент. Ужас всосал меня, словно перышко.

Это я сейчас понимаю, что происходящее там подстраивается под возможности нашего восприятия. Выстраивает сюжет, который человек способен понять. А что на самом деле там происходит, то откроется лишь по приобретении навыков восприятия, новых глаголов, которыми станет возможно его описать. Может, и сюжетов никаких нет. Вечность разговаривает с нами на доступном нам языке. Мы в том мире младенцы.

Подобно тому, которым Каспар швырнул в меня?

03 ЛАЗАРЕТ

Существенно то, что новая жизнь начинается с того, чем кончается старая. С тех же образов и видений, в том же времени и пространстве внутренних координат. Шва, разделяющего то и это, бытие-до и бытие-после, нет. Вернее, субъекту он не явлен. Изнутри незаметен. Его может выявить только опытный терапевт. Так что непрерывность личности, биографическое единство соблюдается вполне. И даже более качественно и конкретно, чем после обморока или запоя, словно смена тела-носителя происходит во сне. Последние впечатления предшествующего бытия являются первыми этого.

Сдвиг - а тот или иной качественный сдвиг разной степени значимости и интенсивности бывает после каждой ходки - сдвиг осознаешь значительно позже. По качеству и количеству ментальных приобретений и потерь. Если это не бэд. Бэд это не какой-то там дефицит личности. Это полное опустошение внутри нее. Плохиш распознаешь сразу. По панике, по безнадеге. По кошмарам, которым не будет теперь конца. Это тоже сдвиг, только всегда в дурную, безнадежно плохую сторону. А вернее - свих.

Сдвиг необратим, как любой жизненный опыт. Можно забыть бывшее, но сделать его небывшим нельзя. Свих нельзя даже забыть. С дантова круга лузеру уже не сойти. Обращение лазаря в лузера происходит однажды и навсегда. Единственное ему спасение - сон безо всяких видений.

Как всегда в процессе загрузки проявлялись моменты прошлого. Я позже припомнил, что на это раз преобладал негативный ряд. Случаи зависти и злорадства, зазнайства и прочих злодейств, вольных или невольных - трусости, предательства, лжи, жадности, отречений, отказов - а они были, были за долгую-долгую жизнь. Практика реабилитации предписывает внимательнейшее рассмотрение подобных биографически вспышек, терапевты обязательно пытаются выведать у пациента об этих мнемонических флэшах, как только к нему вернется сознание и речь. Я ничего или почти ничего им не рассказал, хотя ввиду моего плачевного душевного состояния они в своих вопросах особо усердствовали. Исповедоваться я буду в другом месте и другому врачу. Хотя бригаду опять возглавлял почтеннейший и уважаемый мной Пантелеев.

Так что думаю, кое-какие нравственные терзания в процессе реинсталляции я испытывал. Тень этих мук осталась в памяти по пробуждении. Но они были ничтожны по сравнению с тем ужасом, что вселил в меня бэд. Словно вся вселенная за мной гналась и была мне враждебна. И в тот момент, когда Каспар разжал руку, я испытал такое чувство потерянности, заброшенности, одиночества, бессмысленности - всё слилось - что мой крик, сопровождавший падение, даже потустороннюю нечисть в ужас привел.

Это последнее впечатление от предыдущей жизни стало первым впечатлением в этой.

Меня оживили - то есть позволили прийти в сознание и открыть глаза - только после продолжительного наблюдения. Двое суток они изучали мою моторику, гемодинамику, томограммы и т. д., сообразив, что дело со мной нечисто. Меня все еще плющило под напором потусторонних существ - до полной потери объема, до бледной тени на плоскости - и это отсутствие вертикальной координаты повергало в панику. Ощущение тела пришло позднее и не обрадовало - тело содрогалось, словно порывалось от меня бежать. Полной идентификации с ним еще не было.

Я опять боялся открыть глаза, хотя веки подрагивали. Слух все еще терзали вопли газонокосильщиков, словно мучились тысячи скорбных душ, состязаясь в стенаниях. Иногда сквозь слуховые галлюцинации прорывались земные голоса, среди них был один женский. Слова далеко не все были мной узнаны.