Каюр (СИ)

- Напишет. Вот только руку вправят врачи, - сказал Мункар.

- Так... Тут зачеркнуто, тут многоточие, тут у него тоже сомнения. Понимаете, мы им вшили каждому по детектору лжи, и теперь они, если врут, то запинаются и краснеют. "Этим выстрелом отрывая душу от тела... с болью расстаться с телом..." В общем, ему типа отвратно. Тошнит, болит, никому не пожелаю - в таком духе. "А голова уж парит над туловищем, словно точка над i. Гляжу я на это, а сам гадаю: помер иль померещилось? Нет, помер. Я внизу, в длиннополом пальто цвета хаки, в сапогах. Или в галошах? Нет, в сапогах. Голова то отскочит, то прискочит опять. Различные чувства объяли меня: и ужас от происшедшего, и нежная привязанность к своей шкуре. Представьте, что ваше тело убито, а вы - между молотом и наковальней, меж раем и адом, верхом и низом, между небушком и землей. Между волком и собакой, а скорее - меж кошкой и псом... Пес вдруг бросил преследование и задрал голову вверх, на меня. Видя меня парящим, он завопил. Человек для животного непредсказуем и часто ставит собаку в тупик. Не сочтите за сочинительство, но это истинный факт. Тело меж тем рухнуло. Всё вскричало во мне: я с этим телом связан узами родства! Верните душу телу, а тело - общественности! А оно лежит, корчится, кончиться не может никак. Да и позвольте: как же можно не быть? Однако вижу: кранты - словно открыли кран, словно бьет из меня фонтан, среброструйный, сверкающий, увеличивая посмертный восторг раз в сто или даже в тысячу..." Ну, это поэзия, это не надо. Как говорит мой сантехник: если крану кранты, то крути, не крути, а уж ничего из него не выкрутишь. "Уж коли душа вылетела, то обратно уже не влетит... Ну, тут уже отвлеченности... Зависнув, словно пес в небесах... То ли воет проклятый пес, то ли свистят архангелы... И больше я ничего не знаю, а поэтому - не скажу".

- Ну, это вы сами придумали. И не очень удачно, - возразил-возмутился я, твердо помня, что никакого пальто на Алике не было.

- Это пока так, предварительные наброски, - сказал Накир. - Однако будем пытаться еще и еще - до достижении достоверности.

- Наняли беллетриста? Или сами измыслили?

- Мыслю, следовательно, я следователь, - сострил Накир.

- Но вы же не можете на основании этой фальшивки предъявить обвинение? - сказал я, запоздало почувствовав, что даю ему повод достроить этот сомнительный силлогизм.

- Следователь, следовательно, могу, - сказал он.

Он веселился. Сусанна - хихикала. И даже у Мункара под носом прорезалась щель.

- Что касается второго летальщика, - сказал Накир, вынув из папки другой листок, - то он не менее красноречив, хотя и более краток. Мы его прижали, он всё юлил, менял показания, все отрицал, потом отрицал отрицаемое, и, в конце концов, выдал нам следующее. "Я на этом болоте однажды бывал, запомнилось. Там бекасы взлетают по шесть и по двенадцать штук, порциями. А бесы так и кружат и путника водят, вводят в соблазн. И расцветает жизнь, питаясь слабейшими. Алик же утверждал, что накануне, пробегая мимо, видел забежавшего в камыши кабана. Ну я и подумал себе: отчего ж не разогнать кровь, не впрыснуть адреналину. Кстати уж и число ноября совпало с числом вепря. Собрались впопыхах. Очень боялись, как бы кто-нибудь раньше нас кабанчика не завалил. Вооружиться пришлось пистолетами, так как ружья я в чистку сдал. Собаку по пути прихватили. Егеря наняли для сопровождения. Он эту тропу вдоль и поперек исходил. Пришлось ему заплатить".

- Ну, в общем видно, что сделка имела место, - сказал от себя Накир.

- Было бы место, а мясо нарастет, - добавил Мункар зловеще.

- Далее он подробно и с толком обрисовывает обстановку. "Болото пыхтело и пузырилось, брызгало. Камыш - словно из воды вольсья торчат. Была луна, давая тени и оживляя этот натюр-вивр. Двигаться приходилось с оглядкой: того и гляди вепрь изорвет, либо витязь изрубит. Там замок его в сердце болот. Много слухов насчет этого замка ходит, но почти все ложные. Пес в поисках истины метался туда-сюда, убегал вперед по тропе и возвращался с лаем. То отставал, то бросался куда-то вбок и душил вальдшнепа. Алик поначалу тоже шмыгал туда-сюда, скакал и праздновал папуаса. Я ему не мешал, только просил соблюдать поведение: не ломать ветвей, не сжигать камыш, мы ж оправдание природы, а не ее палачи. Однако вскоре это мрачное месиво и его вогнало в тоску. Это мокрое место кого хочешь расстроит. Даже проводник приуныл и шёл запинаясь. За ним без запинки следовал я. Так-так-так... Вот. Я в лунном свете... Кстати, я уж запутался: что там у них, луна или день добрый? Я в лунном свете так и не понял, кто первый напал: кабан или я. Только гляжу, он прижимает меня к земле. Я выстрелил. И лишь когда это кабан на бок валиться стал, я догадался, что это не кабан, а коп. Морок глаза застил. А егеря с Аликом еще раньше коп номер два завалил. А меня повязал. Всё".