Геннадий Хазанов - Para Bellum

Пикенброк кивнул.

– Хорошо. Только что значит: «задумка»?

– Так по-русски называют мысль, план, идею.

– Зеер интересант, – пробормотал абверовец.

– Теперь, чтобы отметить успешное окончание переговоров, – Сергей Петрович сделал приглашающий жест и уловил плотоядный блеск в глазах гостя. – Кстати, – улыбнулся комфронтом, – чтобы подтвердить серьёзность ваших намерений, может, сделаете жест доброй воли?

– Что именно?

– На территории округа, безусловно, работают десятки ваших агентов, имеющих как разведывательные, так и диверсионные задачи. Может быть, предоставите список?

Нацист задумался только на долю секунды.

– Послезавтра мой человек свяжется с вашей контрразведкой и доставит микроплёнку.

– Ну что вы, – улыбнулся Марков, – зачем же работать так грубо. Пусть он проникнет в офицерскую столовую и вручит документ нашей официантке.

Сумова при этих словах возникла в дверном проёме, словно подслушивала беседу. Глянув на блондиночку повнимательнее, Пикенброк расплылся в ухмылке:

– Чтобы встретиться с такой фрейлейн, я сам готов принести любой документ.

Лейтенант ГБ очаровательно порозовела и снова сделала книксен.

Ленка сидела в купе и смотрела в окно. Девушку трясла нервная дрожь. Она взяла деньги на билет в один конец, оставила матери записку и ринулась на вокзал. Желающих ехать на Запад, к счастью, было немного. Попутчицей оказалась только толстая бабка с необъятным мешком, да и она вышла, не доехав до Белоруссии. При постороннем человеке хулиганка кое-как сдерживалась. А только закрылась дверь, она разрыдалась, некрасиво хлюпая носом и утирая слёзы сразу промокшим платком. Потом чуть успокоилась и бездумно уставилась на проплывающие пейзажи. Несмотря на расцвет весны, небо было серым, низким и тяжёлым. Подкрадывались сумерки, и зелень на полях и огородах отдавала тёмно-зелёным, почти серым. И покосившиеся деревянные домишки, исчезающие бесследно за обрезом рамы, тоже были не то тёмно-коричневого, не то чёрного безысходного цвета.

И вдруг поворот неуклюжего состава открыл небольшую часовенку на пригорке. По контрасту она казалась ослепительно-белой. Несбитый крест на куполе, казалось, царапал обвисшее небо, пытаясь обратить на себя внимание бога.

Не верующая ни в бога, ни в чёрта Ленка не отводила глаз от постройки – для неё никакой разницы между часовенкой, церковью, храмом не существовало – пока та не исчезла из вида.

Перепуганную Зинаиду Петровну грубо запихнули на диван и велели пасть не открывать. Перед этим долго выспрашивали, где Ленка. Мать смогла объяснить только то, что девчонка прибежала домой, схватила деньги, сказала, что должна на пару дней уехать, и молнией улетела невесть куда.

– Мы покараулим у вас, – ухмыляясь, объяснил командир – молодой старлей НКВД. – Вдруг доченька вернётся. Или в гости кто нагрянет.

Он как в воду смотрел. Через два часа тринадцать минут после начала засады в дверь квартиры позвонили. Два сотрудника впустили рослого толстяка в дорогом плаще. Один навёл пистолет на лицо гостя, другой ткнул стволом револьвера в спину и прошептал:

– Тихо. Шагай вперед.

Визитёр, казалось, совсем не испугался. Он улыбнулся во всю пасть и произнёс:

– Мне, собственно, нужна Корлюченко Елена Ивановна. Она здесь проживает?

Нахала, который не струсил перед сотрудниками органов, провели в комнату Зинаиды Петровны. Он окинул взглядом старшего лейтенанта и других бойцов, сидящую в углу хозяйку жилья и обратился к начальнику опергруппы:

– Я – майор госбезопасности Эйтингон. Представьтесь.

– Предъявите документы, – голос старшего лейтенанта от неожиданности и негодования сорвался на фальцет. Визитёр медленно расстегнул плащ, полез во внутренний карман пиджака. Чекисты держали его под дулами пистолетов, пока в маленькой кисти не появилась затянутая в кожу книжица. Командир внимательно изучил текст, сличил фотографию с оригиналом, кивнул в знак того, что удостоверение можно спрятать. После чего доложил: – Специальная группа ГУГБ, командир старший лейтенант Кравцов. Выполняем задание руководства.

– Ну-ну, – покачал головой Эйтингон, – выполняйте. Елена не объяснила, с чего это она так внезапно решила ехать в Белосток? – неожиданно спросил он у Зинаиды Петровны. Корлюченко-старшая затравленно смотрела на него.

– Кто вы? Я вас не знаю, – проговорила женщина.

– Я – друг ваших друзей, – туманно объяснил Наум Исаакович.