Сергей Щипанов - По ту сторону

Отец Фернан отбыл в Голландию. Дядя Рич тоже уехал: узнал, что я раздобыла необходимое Роберту лекарство, и заторопился домой, к семье. Я же оставалась в Париже, в гостинице «Пегая лошадь», с больным мужем на руках.

Поначалу всё неплохо складывалось: Роберт пошёл на поправку, и в деньгах недостатка не было – у меня оставались пятьсот ливров, которыми ссудил дядя Рич для уплаты выкупа мадам Лурье.

Только напрасно я посчитала, что мадам не имеет ко мне финансовых претензий, и вообще оставит в покое, потерпев поражение в честном поединке. Плохо я знала представительниц здешнего полусвета.

Ко мне явился посланец Лурье, и предъявил счёт «за понесённые расходы по содержанию капитана Хоума во время пребывания в её доме».

– Вы должны мадам Лурье четыреста девяносто восемь ливров, включая компенсацию за причинённый лично ей вред, – заявил посланник. – В случае вашего отказа мадам Лурье будет вынуждена обратиться в суд. А ей этого очень не хотелось бы.

Вот так, продолжая корчить из себя благородную даму, стоящую выше мелочных дрязг, мадам решила-таки слупить с меня сумму, практически равную неполученному выкупу.

Я поняла: уплатить придётся, иначе на меня натравят судейских, и может получиться ещё хуже. Истребовала только расписку в получение денег при свидетелях – хозяине гостиницы и его взрослом сыне.

Передавая деньги, поинтересовалась здоровьем мадам.

– Она поправляется, – сухо ответил посланник. – Вам же, сударыня, настоятельно рекомендую как можно быстрее покинуть Париж и Францию. Надеюсь, вы меня понимаете?

Хорошо, что я не убила эту чёртову мадам – терзалась бы теперь. Но, избежав душевных мук, получила в лице Лурье кровного врага. Она наверняка спит и видит, как бы мне отомстить. Так что предложение убраться из Парижа подобру-поздорову, не пустой звук, за ним стоит вполне реальная угроза.

Впрочем, отчасти мадам уже отомстила, оставив меня, что называется, без гроша. К тому же с больным мужем на руках.

Пришлось пойти на жертвы.

За жемчужное ожерелье, подарок Роберта, еврей-ювелир, в лавку которого на улице Фосе-Сен-Жермен я обратилась, дал мне триста тридцать ливров. Мошенник, наверное, крепко меня надул (я понятия не имела, какова реальная цена жемчуга), но была рада и таким деньгам.

Следуя совету посланца мадам Лурье, я решила более не обременять славный город Париж своим присутствием, и вернуться в Англию, не дожидаясь окончательного выздоровления мужа. Таково было и желание Роберта. Он уверял, что дома поправится гораздо быстрее.

Ехать в повозке для Роберта не представлялось приемлемым: на здешних дорогах растрясёт так, что может опять открыться рана в боку. Однако существовала альтернатива: сплавиться на лодке по Сене до Гавра, а уж оттуда до английского берега рукой подать.

Мы так и поступили.

Плыли, можно сказать, с комфортом. Большая плоскодонка тихо скользила вдоль берегов, радующих глаз изумрудной зеленью лугов, пасторальными картинами сельской жизни, с опрятными крестьянами и крестьянками, коровками и овечками, пением жаворонков по утрам и вечерними соловьиными трелями. Остался позади город Руан, печально знаменитый как место, где сожгли «Орлеанскую деву» Жанну Д’Арк. Мрачная Большая Башня, место заключения французской национальной героини, вместе с другими башнями и башенками чернела на фоне ярко-голубого безоблачного неба Нормандии.

Роберт полулежал на специально устроенном для него ложе на корме лодки. Он сильно похудел, осунулся, неразговорчивым стал. Очень переживал, похоже, неудачу последней экспедиции и своё пленение. Рассказал, что его держали взаперти, он почти не вставал с постели – ослабел от потери крови, и ещё, что Лурье имела на него виды.

– Эта шлюха делала мне намёки, мол, если не стану с ней спать, не увижу свободу, – грубо сказал Роберт. – Поделом ты ей всыпала, Джонни. Жаль, что не прикончила.

– О, не говори так, милый! Я не хотела лишать её жизни. Господь позволил мне не обременить душу убийством.

– Ты рассуждаешь, как святоша. Когда дерёшься с врагом, у тебя одна цель – убить его. Или он убьёт тебя.

Бесполезно с ним спорить: сын своего века, он не может думать иначе.

На пятый день мы прибыли в Гавр, главный французский порт на Ла-Манше. А здесь нас ждало крайне неприятное известие: в Англии чума, и любым судам строго запрещено приставать к английским берегам.

Мы, что называется, попали.