Сергей Щипанов - По ту сторону

Для капитана моё объяснение явилось полным откровением. Он только ахал да руками разводил.

Сдержала обещание: показала Хоуму, как «поймать и запрятать в коробочку» изображение. Сначала неподвижное, затем «живое». Надо было видеть его восторженное лицо, когда на дисплее появилась моя уменьшенная копия, живая и говорящая.

– Ещё! – воскликнул капитан, наводя на меня объектив.

Я послушно позировала: приветствовала его, махала рукой, вертелась и так и эдак…

– Ещё!

Кэп расшалился, как малое дитя, забавляющееся потешной игрушкой. Я стала корчить смешные рожи, вспомнив уроки Зуко, показывала простенькие фокусы. Потом мы оба хохотали, прокручивая отснятое.

Склонившись над дисплеем, я нечаянно коснулась щекой лица Хоума. Он резко повернулся, наши взгляды встретились.

Как он смотрел! Такой взгляд рассказывает о чувствах лучше всяких слов.

Кровь ударила мне в лицо – оказывается, не разучилась краснеть.

Кэп коснулся моей руки, сжал пальцы в своей ладони:

– Жанна…

– Сэр…

– Роберт. Моё имя Роберт.

– Роберт, – эхом откликнулась я.

Со стороны моря вдруг громыхнуло.

Пушечный выстрел.

Застучали башмаки по лестнице, ведущей на палубу.

– Капитан!.. Кто видел капитана?!

– Извините, – сказал Хоум, быстро повернулся и вышел.

Тревога оказалась ложной: выстрел был холостым. Испанцы, похоже, решили ещё раз пощекотать нервы антверпенцам, а заодно и англичанам.

Хоум, устав от неопределённости, принял, наконец, решение и приказал сниматься с якоря. «Эдмунд» и «Сирена» вышли в море.

Тотчас же наперерез двинулись сразу четыре испанца.

– Сэр, их флагман поднял вымпел «Приказываю стать на якорь»! – крикнул капитану вперёдсмотрящий из «вороньего гнезда».

С минуту кэп молчал. Я видела: у него желваки на скулах играют. Испугалась: неужели не подчинится?! Они убьют его! И всех нас.

За Роберта я сейчас боялась больше, чем за себя.

– Отдать якорь, – буркнул капитан сердито.

Он был «при параде»: в боевых доспехах, в чёрном плаще с белым подкладом, в шляпе с алым плюмажем, со шпагой. Стоял у борта, скрестив руки на груди, смотрел не в сторону испанцев, а в другую – не желал удостоить противника взглядом.

Я украдкой поглядывала на Роберта, делая вид, что наблюдаю, как испанцы спускают на воду шлюпку. Но кэп, заметив меня на палубе, строго велел идти в лазарет.

Конечно, было обидно – прогоняет с глаз долой, но я понимала: он о моей безопасности печётся.

В лазарете, собственно говоря, никто меня не ждал, оба подопечных спали сном праведников, сопя и похрапывая. Я устроилась возле неплотно прикрытой двери, вслушиваясь в долетающие с палубы звуки.

Подданные Филиппа II прибыли на «Эдмунд» числом не менее двух десятков. Гремели сапожищами, позвякивали сталью, громко переговаривались. Создавалось впечатление: испанцы своей бесцеремонностью провоцируют англичан на драку. Должно быть, лишь присущая англосаксам выдержка не позволяла вспыхнуть конфликту со всеми вытекающими для экипажа «Эдмунда» последствиями.

По долетающим до моих ушей репликам я чувствовала: Роберт изо всех сил старается держать себя в руках, не реагировать агрессивно на вежливую по форме, но, по сути, наглую речь (разговор вёлся на английском) командира испанцев.

Сеньор Кристобаль де Толедо попросил разрешении осмотреть корабль. Впрочем, просьба более походила на приказ, подкреплённый недвусмысленными угрозами прибегнуть к силе в случае неповиновения.

– Что намерены вы искать на моем судне, милорд? – с холодной вежливостью поинтересовался Хоум.

– Запрещённые к вывозу товары, сеньор капитан, – ответил испанец с вызовом в голосе, и добавил, – а также врагов испанской короны из числа местных бунтовщиков.

– На судне нет груза, милорд, кроме запаса воды и провианта. Все люди на борту – члены экипажа, подданные её величества королевы Англии.

– Охотно вам верю, сеньор, но мой долг велит убедиться лично.

– Что ж, раз вы настаиваете…

Махнув рукой на бесполезные дипломатические уловки, Хоум позволил испанцам осмотреть корабль.

Опять загрохотали по дощатому настилу сапоги. Испанцы спустились на нижнюю палубу.

Чего уж они искали, не знаю.

К нам в лазарет заявились двое солдат. В шлемах и кирасах, с алебардами, оба упитанные, краснолицые, с усами торчком – бравые вояки. И сразу на меня уставились – явно не ожидали встретить на судне представительницу слабого пола.