Андрей Саликов - Жандарм

– Да, Степан Федорович, можете считать меня параноиком, но я не верю Музыченко. – Вот тут нужно говорить правду, нравится она ему или нет. Сейчас недомолвки или ложь недопустимы, от этого зависит моя дальнейшая жизнь.

– Можете это обосновать? Фактами. – Панютин нехорошо поглядел на меня.

– Да. Во-первых, такие сведения дают непосредственно в руки, а не орут о них на совещаниях. Зачем он это сделал? Он что, зеленый офицер? Отнюдь. Не удивлюсь, если об этом скоро начнут судачить на Привозе. А жена Цезаря…

– Продолжайте. – Да, вот это выдержка, даже ни один мускул не дрогнул.

– Его действия с арестованными. Фактически он дал им время прийти в себя. Что это? Саботаж? В глупость я не поверю, не тот типаж. Следствие идет, но так медленно. У нас убитые и раненые, а он о законности.

– А не рано вы его во враги записали? Он работает, а вот вы, Сережа, больше привыкли к войне. И сейчас действуете дома, словно вы на Балканах.

– Может быть. Вот только, Степан Федорович, папочка у него интересная. Я за гораздо меньшие сведения с людьми такое творил… А здесь все по полочкам разложено. Прям загляденье, хоть в музей выставляй. Не бывает так. Я понимаю, что ощущения к делу не пришьешь, но в эти бумаги я не верю.

– Умнее всех хочешь быть? – Панютин, сузив глаза, глянул на меня. – Не высоко взлетел?

– Отнюдь. Просто высказал свое мнение. Решать вам. Вот только цена ошибки слишком велика.

– И что ты придумал? Только не говори, что у тебя ничего нет. Не поверю.

– Есть. Отозвать его поближе к границе. Кто в курсе, подумают, что таким манером мы избавляемся от этого Казановы. Вот Музыченко и кто за ним стоит будут уверены, что его там станут вербовать. Они не дураки. А что это будут австрийцы, у них не хватит воображения.

– Австрийцы? Хитро, все ждут одного, а ты… Молодец, Сережа, тут можно сыграть. Вот только почему ты мне помогаешь?

Хороший такой вопрос, с вывертом. Я не особо от него завишу, но он из касты, а в ней свои игры и правила. Как говорится, «он сукин сын, но наш сукин сын».

– Знаете, Степан Федорович, я ведь из рядовых выслужился. – Дождавшись подтверждающего кивка, продолжил: – Меня натаскивали унтеры и офицеры, прошедшие Крым и Польшу. Все они мне говорили, что вам не дали довести дело до конца, и ваше отстранение комментировали исключительно матерно.

– Что же, будем считать, я вам поверил, – по-волчьи улыбнулся Панютин. – Не обижайтесь, но были у меня относительно вас, Сережа, сомнения.

– Что вы, Степан Федорович, я все понимаю. Не простая пехота.

– Я рад, что вы не обиделись, до свидания.

Возвращаясь, я уже вовсю прикидывал, как нам побыстрее свалить отсюда в Киев, а еще лучше – в Москву. Тут явно началась непонятная грызня, и участвовать в ней у меня не было никакого желания.

Вот только все планы полетели к чертям. Чему быть, того не миновать. Веру Засулич при стечении сливок общества оправдали. Новость мгновенно стала известна в провинции. Журналюги тупо перепечатывали содержания телеграмм. Угу, телеграф, который исправно подогревал и так готовый рвануть котел, я занял без приказа, но все равно опоздал. Студенты, интеллигенты, либералы как с цепи сорвались. Фактически учеба в универе была прервана на неделю, они праздновали победу. Сначала будущие долбаные Ньютоны пытались задирать жандармов, были даже две драки, но Тотлебен не дрогнул и не запаниковал, а ввел войска. Волнений удалось избежать.

Канцлер империи князь Горчаков был доволен. Царь, возомнивший себя новым Петром Великим, поставлен на место, этот глупец Мещерский так ничего и не понял. Энглизированный болван пытался действовать как англичанин. А вот он просто не мешал, и результат получился на загляденье. А эта сумасшедшая девка? О, упустить такой шанс было преступлением. И теперь высшая аристократия поздравляет друг друга с торжеством справедливости. Идиоты и кретины. Особенно ему понравился Достоевский, [67]сказавший, что наказание этой девушки было бы чрезмерным. А объявление приговора? [68]

Вот только на юге застопорилось. Этот чертов немец задавил бунтовщиков. Жандармы неожиданно оказались крепким орешком. И, судя по докладам, они особо не церемонились с заключенными, да и при арестах сначала стреляли, а уже потом разбирались, кто прав, кто виноват. Особенно отличился в этом деле осназ, его начали бояться, а это очень плохо. Во-первых, ему оказалось по силам сбить волну террора, а во-вторых, у царя появился инструмент, который доказал свою эффективность. Ну ничего, у него есть одна интересная идея…