Наталия Нестерова: Некромант. Присяга

– Устройство… для прослушки? – Шеф провалился в кресло и снова начал нервно тереть лысину салфетками. Один из домовых беззвучно подбирал белые плотные кляксы с пола, второй сноровисто шарил по телу Мерлина, явно попутно облегчая карманы на предмет мелочи, курева и жвачки. – Что у нас тут прослушивать? План следующего номера? Создание приложений к «Пифии»? Ценообразование рекламных полос? Обсуждение тайны краха газетного бизнеса перед лицом интернетизации?

– Не знаю пока, – мирно отозвалась я, подошла к кулеру в углу кабинета и вдавила голубую кнопочку. Над стаканчиком потихоньку щелкнула пальцами – получилась структурированная успокой-вода. – Но разберусь. Не сама, так найду, к кому обратиться. Он с рюкзачком был. В котором валялись фотки Иисуса, сделанные во сне методом биосканирования, дохлый Асер и его документы. Вы его рюкзак не видели?

Шеф всосал предложенную воду. Почти не помогло.

– Домовых спросить?…

Я посмотрела на Севу с Даней. Заставить домового делиться информацией – непростая задача.

– Ну, может, потом… сейчас они заняты.

– Нет… перенеси его отсюда… совещание же через полчаса…

– Куда?

– Возьми ключи от левой переговорной… я ее сейчас зарезервирую. Домовые… тело… унесут? Сева?…

Сева встал навытяжку с ложкой на карауле. Типа готов к труду и обороне. Даню я сейчас не видела.

– А чего домовые, – сказала я, – домовые слишком мелкие. Сейчас возьмем такелажную тележку для развоза тиража и сами перетащим. Я народ распугаю, пятнадцать метров, недалеко.

Видно было, как сильно не хочется Игорю Владленовичу прикасаться к Мерлину, но делать было нечего. В тот момент, когда мы пытались спихнуть гостя с дивана на тележку, он открыл закаченные глаза – видны были одни белки – и сообщил:

– Тайну мироздания я унесу с собой за пределы Вселенной…

Шеф чуть не выронил свою половину гостя, но я вцепилась в тощее плечо намертво – не хватало еще устроить сотрясение мозга человеку на земле, после того как он успешно спланировал с потолка (что, кстати, свидетельствовало о невероятной везучести данного организма).

– Да бросьте, Игорь Владленович, это же просто подкорка искрит… так, остаточное…

– Истинно говорю устами Иисуса: все пропадем, сгинем, и настанет конец света, – не унимался Мерлин.

Я присмотрелась, сдернула с его шеи связку амулетов на цепочках и шнурках, сунула себе в карман. Пусть полежат у меня.

Шеф, скрипнув зубами, преодолел брезгливость, и через пару минут мы уже устроили парня на светлом кожаном диване в переговорной.

Я на всякий случай оставила свет – а ну как очнется; и записку на столе: «Не волнуйтесь, сейчас приду». Записку прихватила тонким поисковым шнуром.

В кармане у Мерлина отыскались паспорт, связка ключей, телефон – его я забрала, вдруг папа-инопланетянин позвонит. И наконец, тщательно заперев небольшой кабинет на ключ, упрятала ключ подальше.

В кабинете шефа было уже чисто и пусто, только под диваном еще тихонько шуршали сытые домовые – новое гнездо себе вили из салфеток.

– Итак, Игорь Владленович, он жив, в трансе, жизненные показатели в норме. А вот что тут случилось и как его из этого транса выводить – другой вопрос!

– Ники, привет!

Это мне. Я улыбнулась и, ответив:

– Всем привет-привет! – прошла к своему рабочему месту.

Как и во всех уважающих себя московских редакциях, тут теснота. Даже теснотища.

Работнички пера и клавиатуры отделены перегородками, обтянутыми серой тканью, и это как бикини на пляже – создается иллюзия интимности при полной обнаженности ситуации. Видно, кто что ест и пьет, сколько и когда. Кто красит ногти, кто – брызгается духами. Кто говорит по телефону… даже с кем и о чем… правда, мы чаще говорим, выбегая в коридор с мобильником в руках, но бывает – и по городскому в рабочем зале. В этой прозрачной до звона обстановке нелегко хранить небольшие личные тайны.

Юрик, наш арт-директор, как-то раз сказал – на работе мы намного ближе друг другу, чем даже своим родным. Восемь-десять часов непрерывного общения пять дней в неделю – не шутка. А потому мне было искренне жаль те коллективы, которые, что называется, «не сложились».

Я худощавая – по мнению некоторых, даже слишком маленькая и худощавая. Мой рост – сто шестьдесят восемь сантиметров, между прочим, – не мешает коллегам воспринимать мою персону как крайне мелкое создание. Тем более что я не ношу каблуков, только кеды или мокасины на тонкой подошве. Я вовсе не держусь за свой модный тощий имидж и постоянно жую шоколад, печенье, яблоки, бананы, торты – словом, все, что я вижу и что мне по карману. Мне необходима жировая прослойка, а она нарастает как-то не очень активно. Диетолог, выслушав мою проблему, посоветовала употреблять на ночь пломбир и жирный йогурт. Я поверила – диетолог, кстати, была килограммов сто весом. Мне бы ее добро!.. И с полгода безуспешно давилась по ночам мороженым, кофе с жирными сливками, просто сливками с клубникой и сахаром, сырными тортами, и ничего…