Наталья Нестерова - Кошки-мышки

На завистливый вопрос подруг: «Откуда берутся такие мужики?» — я честно отвечала:

— Они валяются на улице.

Своего мужа я действительно нашла на тротуаре. Вернее — на грязной тропинке. В прошлом столетии, десять лет назад, холодной осенью девяносто седьмого года.

Возвращалась поздно вечером. Дождь, слякоть, темнота. Узкая дорожка, по одну сторону глухая стена здания, по другую — ограда детского сада. Противное место, зато путь до дома сокращается на пятнадцать минут. Неожиданное препятствие: на земле сидит мужик. Спиной привалился в дому, ноги вытянул. Конечности у пьянчуги (а кто еще, как не в хлам пьяная зараза?) длиннющие, пятками упирается в забор. Не обойти, а перешагивать боязно. Вдруг очнется, сделает мне подсечку, повалит? Сейчас голова у него на грудь упала, похоже, дрыхнет. Но все равно страшно. Развелось алкоголиков! Ни пройти ни проехать.

Оглянулась назад: возвращаться? Ой, как не хочется. Дождь льет, ноги промокли, зонтик забыла, капюшон куртки не спасает. А почему, собственно, всякой пьяни бояться? Они наклюкаются, спят на дороге, а мы должны обходными путями колесить? Дудки!

— Эй, мужик! — пнула я ногой пьянчугу. — Костыли подбери.

Если он проявит агрессию, успею удрать. Человек, не стоящий на ногах, вряд ли бегает лучше меня.

Алкоголик пошевелился, но не ответил.

— Дай дорогу, говорю! — стукнула его носком ботинка посильнее.

— Что? — поднял голову.

Темно, лица не разглядеть. Только видно, что без шапки, голова как лысая, мокрыми волосами облеплена. Вскакивать не собирается.

— Позвольте мне, пожалуйста, пройти, — на всякий случай культурно попросила.

— Перешагивайте, считайте, что я мертвый, — почти внятно проговорил он и снова уронил голову.

Жалость во мне вспыхнула как спички в коробке, одна за другой, по нарастающей. Почему я сразу: пьянчуга, алкоголик? (Первая спичка.) А может, человеку плохо? (Вторая спичка.) Сердце, инфаркт, язва, ангина (Вся коробка занялась.)… Нет, ангина — из другой области. При ангине лежат в постели, под теплым одеялом, а не валяются на улице под дождем. Мужчина, кажется, не старый, а больной! Точно — сердце. У нас в классе был мальчишка, верста коломенская, чаще по больницам лежал, чем в школу ходил. Говорили — очень быстро растет, сердце не справляется. Этот тоже немалого роста. Вымахал, а сердце отказывает.

— Вам плохо? — присела я на корточки.

— Очень, — не поднимая головы, ответил.

— Сердце?

Он промычал. Можно расценить как согласие.

— Надо «скорую». Но сюда машина не подойдет, до проезжей части почти километр. Что же делать?

— Идите своей дорогой.

— А вы?

— А я буду умирать.

Спиртным от него, конечно, пахло (при пороке сердца водку глушить!). Но еще отчетливо улавливался запах дорого лосьона. При близком рассмотрении, хоть и в потемках, я отметила: молодой мужчина, лицо безошибочно указывает на то, что это не алкоголик запущенный, а вполне цивильный представитель сильного пола. Такого сильного, что на ногах не держится.

— Погодите умирать. У нас медицина передовая. А у вас таблеточки есть? В карманчике? Носите с собой? — Я беззастенчиво шарила по его карманам.

Вывалила содержимое на землю. Связка ключей, пачка сигарет, зажигалка, носовой платок, мелкие монеты — никаких тебе пилюлей. Внутренние карманы. Мужчины самое ценное кладут в те карманы, которых мы не имеем, — на внутренней стороне пиджаков. Расстегиваем ему куртку, ищем, обследуем…

— Девушка, вы меня грабите?

— Ой, дядечка! — В волнении я назвала его «дядечкой», хотя лет больному не намного больше, чем мне. — Вы только подождите бредить, ладно? Черт! Да где же ваши таблетки?

Пухлый бумажник, паспорт, еще какие-то бумаги. Ни намека на лекарства. Телефон сотовый. Престижная вещь, которую может себе позволить далеко не каждый. Как по нему звонить, чтобы сообщить родным о приступе? Нажимаем верхнюю кнопку, загорелся экран, мигнули слова «батарейка разряжена», экран погас. И сколько еще не давила я на кнопки, телефон оставался мертвым. Все у бедолаги разрядилось: и телефон, и сердце.

Продолжаю обыск. Лезу глубже, ведь на рубашке тоже есть карманчик. Может, он на груди хранит пилюли.

— Щекотно, — дернулся умирающий.

— Вам точно плохо? — настороженно спросила я, отстранившись.