Остальные разбойники, услышав этот дикий вопль, ускорились, улепетывая вовсе уж с не реальной скоростью.
Еще один спитцер, полностью покрытый кровью, стоял на коленях и без разбору тыкал кинжалом в превратившийся уже в кровавое месиво труп перед собой.
Еще трое чернокожих, хромая и покачиваясь, бродили среди трупов, втыкая обломки пик в шевелящиеся тела.
Клаус и Иост, сплетясь с кем-то в один клубок, катались по залитой кровью траве немного в стороне от меня. Кинулся к ним и, поймав за волосы долговязого рыжего бородача, боровшегося с пажами, одним движением перечеркнул ему горло кинжалом.
Бросил обмякшее тело и побежал к лежащей без движения в кустах иберийской кобыле Матильды…
– Господи, яви чудо свое… – шептал непослушными губами, стараясь высмотреть синее платье.
– Жан!.. – Матильда сидела в глубокой луже рядом с лошадью и размазывала слезы вместе с грязью по лицу…
– Kotik!!! – заорал я во весь голос, не веря своим глазам. – Ты живая?!
– Платье порвала и измазала… – всхлипнула фламандка.
Бухнулся с ней рядом в грязь на колени и прижал девушку к себе.
– К черту платье!
– Не чертыхайся, грех это… А платье краси-и-и-вое было-о-о…
Вот те раз… Истерика у нее. А вроде раньше не склонна была…
– Монсьор, монсьор! Еще солдаты! – К нам подскочил Клаус.
На противоположном берегу латники на справных, закованных в железо лошадях сгоняли сбежавших разбойников в кучу, как баранов…
– Ну что за напасть! – в сердцах заорал я, вскакивая.
Потом разглядел на коттах всадников герб города Брюгге. Тьфу ты… Млять… Так и сдохнуть от разрыва сердца можно!
В сердцах влепил затрещину подвернувшемуся под руку Иосту, затем притянул его к себе, обнял и похлопал по плечу:
– Эти, дружок, нам не страшные…
Как потом выяснилось, латники давно преследовали этот отряд германских наемников, оставшихся без найма и ставших на путь обыкновенного разбоя. Но не успели. Почти всю работу сделали за них мы. На поляне, ставшей местом схватки, осталось восемнадцать дойчей… и пять моих черных спитцеров. Про раненых говорить не буду – инвалидов новых не образовалось, а остальные выживут, хотя и посечены крепко.
Матильда, как оказалось, просто сверзилась с седла своей кобылы, когда в лошадку попал арбалетный болт, причем упала очень удачно, в небольшое болотце… А я в самом начале боя, заметив только упавшую лошадь… решил, что… В общем уже не важно, что я тогда решил. Все закончилось.
Дома, отмывшись от чужой крови, глянув мельком в зеркало, заметил в своей шевелюре появившуюся серебристую прядь. Однако и немудрено…
– Жан, мальчик мой… – Напротив меня в венецианском кресле сидел конт Жан д’Арманьяк, мой отец, и укоризненно качал головой. – Ты совсем безрассуден…
– Он весь в тебя, Жанно́… – Контесса Изабелла д’Арманьяк, моя родная мать, улыбнулась и успокаивающе положила руку на плечо своего мужа и брата.
Она сидела рядом в кресле пониже, одетая в богатое, расшитое золотом и речным жемчугом платье, простоволосая, только в накинутом на голову невесомом, почти прозрачном покрывале, стянутом золотой диадемой.
– Ты его постоянно защищаешь. – Конт недовольно дернул головой. – В его возрасте пора бы уже и повзрослеть. Я, как сейчас помню, дела государственные решал в его годы…
– Он и повзрослел, – контесса опять улыбнулась, тактично прервав мужа, – он скоро станет отцом двух очаровательных девочек…
– Плодить бастардов – нехитрое дело… – Жан д’Арманьяк нахмурился, но на лице пробивалась тщательно скрываемая улыбка. – Лучше бы задумался, как вернуть положенное…
– Секундочку, секундочку… – я возмущенно вскинулся, – какие девочки? Мама́, папа́, – вы это о чем?
И проснулся…
Черт, опять сон! Пора бы привыкнуть и не реагировать так заполошно. Но о каких девочках мама говорила? Что за бред? Матильда прислала письмо, в котором уверяет, что носит мальчиков. Уже четыре месяца как носит. И Самуил, хренов лекарь, клятвенно подтвердил это…
А если?.. Обрежу пейсы иудею за дезинформацию…
От ужаса и разочарования открыл глаза и не сразу понял, где нахожусь.
Большие резные дубовые панели на стенах. Гобелены с вышитыми на них сценами псовой охоты.
В громадном, богато украшенном цветными изразцами камине догорают дрова, исходя огненными сполохами.
И богато накрытый стол, уставленный золотой посудой.
Повернулся и уткнулся носом в копну иссиня-черных, пышных волос… Рядом со мной, мерно посапывая носиком, сладко спала, закутавшись в меховые одеяла, молодая женщина. Из-под бобрового полога выглядывали мраморно-белая изящная ножка и краешек изящно очерченной попки… Аделина. Аделина Беатриса фюрстерин Гессен-Дармштадтская, Ангальт-Цербстская, герцогиня Нюрнбергская, жена посланника Священной Римской империи при Бургундском Отеле. Между прочим, кажется, какая-то троюродная прапрабабка будущей императрицы всероссийской… Именно той, прославленной историками, кинорежиссерами и писателями Фике, ставшей Екатериной Второй. Охренеть…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу